Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Права не имею – цеховая тайна. Да и трав тебе таких не отыскать. Так ты идёшь или нет?
Жуга покачал головой:
– Нет. Разные у нас дороги, да и не заслужил я денег этих. К тому же и не дадут их мне, дураку деревенскому. Да и куда мне такую прорву деньжищ – тысячу серебром?
– С ума сошёл! – поперхнулся Олег. – Куда девать? Да ты что! У кого деньги, тот и пан. Соглашайся!
– Не лезь, – хмуро оборвал его Геральт. Подумал, вытащил из-за пазухи кошель и протянул его Жуге. – На, возьми. Бери, бери, это честные деньги. Ну, теперь мы, кажется, в расчёте. – Он посмотрел на девушку. Ила с любопытством выглядывала из вороха одеял. – Может, попрощаться хочешь?
Жуга помедлил, прежде чем дать ответ.
– Нет.
– Как знаешь. Она тебе многим обязана. С колесом у тебя хорошо получилось, но впредь будь осторожен со своими наговорами. Иначе…
– Иначе – что?
Геральт принял у Олега из рук поводья.
– Иначе какой-нибудь другой ведьмак придёт за тобой.
– Злой ты, Геральт, – вставил вдруг Олег. – Пришёл бы по-людски, разъяснил, что к чему, так нет – сразу с мечом. И вообще тебе на людей плевать. Вот за это вас, ведьмаков, и не жалует никто.
Ведьмак пожал плечами.
– Я не умею быть злым, – просто сказал он, – и не хочу быть добрым. А что касается людей… вспомни лучше Моргуна. Прощайте.
И он двинулся в путь. Из одеял показалась рука, помахала на прощание. Жуга улыбнулся, помахал в ответ.
Олег вздохнул и помотал головой.
– Жалко, – сказал он.
– Чего жалко?
– Девку жалко. И мельницу тоже жалко…
– Брось, – отмахнулся Жуга. – Всё одно ничего путного из этого не вышло бы. Радуйся, что цел остался.
– Может, и так. – Олег поскрёб в затылке. – Знаешь что? Не по мне все эти колдовские штучки. Я в жизни ничего не боялся, а когда этот на нас с мечом попёр, прямо душа ушла в пятки… А ловко ты меч его посохом! Он что, у тебя заговорённый, что ли?
– А? – Жуга поднял взгляд и покосился на расщеплённую макушку посоха. – Нет, что ты. Вяз это, обыкновенный вяз. Повезло просто. Да и Геральт убивать нас не хотел, так, баловал.
– Знаешь, – задумчиво сказал Олег, – не хотел бы я стать таким, как этот Геральт.
– Кто знает, может, он тоже по-своему прав. Ты куда сейчас?
– В город подамся. Хватит с меня этих лесов: холода идут. Айда со мной. Работу подыщем, а там видно будет.
Жуга помотал головой.
– Нет. Был я тут недавно в городе одном. Что-то нет больше охоты. – Он подбросил на ладони приятно увесистый кошель, развязал, заглянул внутрь. – Серебро. Давай пополам.
Олег замялся.
– Ну, ты это… зачем…
– Да ладно, чего уж.
Олег подставил ладонь, неловко сунул деньги за пазуху.
– Ну так я пойду?
– Счастливо, – кивнул Жуга.
– Что ж, прощай. Заходи как-нибудь, если что – помогу чем смогу.
– Прощай.
Олег потоптался, пожал протянутую руку и зашагал к Маргену, вскоре скрывшись за поворотом.
Жуга остался один.
Он долго стоял посреди дороги, глядя вдаль перед собой. Из памяти не шёл ранимый, до боли открытый взгляд серых девичьих глаз. Эльза-Мария…
«Ила» звучало лучше.
Жуга невесело усмехнулся своим мыслям и вдруг нахмурился: впервые в жизни он не мог распознать, какое из двух имён настоящее.
Что-то холодное вдруг коснулось лица, кольнуло и слезой сбежало по щеке.
Жуга поднял голову.
Падал снег.
Оправа: Говорящий
4
«Ах-р! Ведьмак! Я думал, их уж не осталось. Он что, правда ехал через Каменный Круг?»
– Откуда мне знать?
«Тогда тебе повезло. Тебе и твоему приятелю не стоило туда ходить – та мельница давно мертва. Мельники частенько повреждаются в уме – уж слишком много мыслей в голову приходит, когда крутится колесо и мелется мука. А если человек ещё при этом и один… – Медведь поднял взгляд на травника. – А ты правда не различаешь цвета?»
– Только красное и зелёное.
«Этот браслет… Ты почти не говорил о нём. Покажи».
Жуга поднял руку.
– Я как раз собирался рассказать… Нет, извини, снимать не буду. Если хочешь, подойди поближе.
Маленькие глазки зверя холодно блеснули. Жуге на миг почудилась скользнувшая в жёлтой глубине тень испуга.
«Ладно. Опусти. Мне понятно уже сейчас».
– Вот как? И что тебе понятно?
«Вначале были смерть и колдовство. Потом ты встретился с детьми и существами ночи. А после – с девушкой и с тем, кто эти существа уничтожает. Убивает нечисть».
– Я всё равно не понимаю, кто прав, кто виноват и почему вражда. А что до нечисти… Всё, что называют нечистью, порою меркнет перед тем, что таится в глубине людской души. Хотя там есть и свет.
«Не бывает света без теней. Хоть это ты тогда уже понял?»
Травник медленно кивнул:
– Это – понял.
Тень
– Можно ли о чём-то жалеть, когда приходит зима?
– Что?
– Я говорю: как можно о чём-то жалеть, когда приходит зима? Оглянись: весь мусор, канавы, сучья и буераки, все застарелые раны земли укрыты этой белой непорочной пеленой.
– Ну, не знаю… Слишком уж похоже на смерть.
– Ну и что, что похоже! Разве это важно? Мы все когда-нибудь умрём и все когда-нибудь воскреснем. Лучше представь, как по весне всё расцветёт. Это ли не счастье – жить и видеть год за годом подобное чудо? Чёрт… зуб болит…
– Потерпи до вечера, разведём костёр, я настой приготовлю.
– А поможет?
– Отчего нет? Дело нехитрое. Это он у тебя от холода ноет.
– Да, жаль, что сейчас не лето.
– Как можно о чём-то жалеть, когда приходит зима?
Собственные слова, вернувшись тенью дружеской усмешки, произвели на путника странное впечатление: остановившись, он глянул озадаченно и вдруг… расхохотался. Он смеялся так звонко, легко и заразительно, что спутник его не выдержал и рассмеялся тоже.
Не в меру восторженному поклоннику зимы было лет двадцать, двадцать пять – трудно сказать точнее, потому как, хоть был он строен и двигался по-юношески легко, сложен был совершенно по-взрослому, бороду, густую и чёрную, носил уж далеко не первый год, да и голос имел что надо – глубокий, гулкий бас. Спутник его казался помоложе и победнее, и если первый в своём зелёном жупане и мехом подбитом плаще выглядел этаким франтом, то второй был одет не так броско, зато добротно, как одеваются для дальней дороги местные крестьяне или горцы. Шёл он, опираясь на посох и слегка прихрамывая, нёс за спиной