– Или под другой фамилией выступает, – хмуро добавил Гуров. – Боюсь, что это еще один сообщник на нашу голову. А как сейчас себя ведет Волин?

– Пока спокойно. Петров говорит, что пообедал в ресторане, потом к себе пошел. В номере теперь сидит, не выходит... Жаль, звонки его мы отследить не можем. Да и смысла нет просить разрешение на прослушку. Волокитное дело. Нерационально.

– Ты же грозился своими силами!.. – намекнул Гуров.

– А я и не отказываюсь, – живо отозвался Дубинин. – Я уже с директором гостиницы договорился, ребятам задание дал. Они в соседнем номере кое-что оборудуют. Кулибины! Вообще, с вас, товарищ полковник, я теперь меньше литра не возьму! Потому что все на энтузиазме, все на внутренних ресурсах... Такое рвение поощрять следует!

– А ты, Дубинин, нахал! – только и покачал головой Гуров. – Чует мое сердце – службу тебе в чине прапорщика заканчивать придется. Свету твою жалко!

– Жалко, – согласился нахал Дубинин. – Но я же прежде всего о деле думаю. О борьбе с преступностью. У меня сердце кровью обливается, когда я знаю, что киллер Липа бродит где-то рядом с руками по локоть в крови!

– Ладно, не размазывай кашу по тарелке, старлей! Я твою информацию к сведению принял. Теперь наш ход. Вы заканчивайте там в номере и будьте наготове. Утра ждать не будем. Прямо сейчас поедем. Жди от нас звонка.

На фоне вечернего неба, разукрашенного багровыми и желтыми полосами заката, «замок» Булавина выглядел угрюмо и даже слегка зловеще. Наверное, это ощущение родилось у Гурова еще и потому, что ничего хорошего о своем пребывании в гостях у художника он вспомнить не мог. К тому же впечатление усиливали тишина, разлитая вокруг, и темные замершие кроны деревьев на кладбище. Полковнику Крячко, наоборот, место понравилось.

– Вот тут бы рядышком река, – мечтательно сказал он, – и больше ничего не надо! Присел с удочкой на бережку – и мечтай себе! Нет, хорошо!..

Гуров, однако, оптимизма друга не разделял.

– Хорошего мало! – заметил он. – Ворота закрыты. Людей не видно. Забор высокий. Изображать из себя Чака Норриса почему-то не хочется. А рассчитывать на то, что хозяева откроют, не приходится. Нелюбезные они люди. Я теперь удивляюсь, зачем они нас с Марией вообще приглашали. То есть сначала все было прекрасно, но как только начались неприятности, так мы стали мешать! Хотя вообще-то мы старались помочь... Ну, да ладно, что выросло, то выросло. Будем гнуть свою линию. Ты поставь свою колымагу подальше от «замка», спрячь где-нибудь в кустах, а я все-таки попробую прорваться. Связь, как обычно.

Они остановились на порядочном расстоянии от дома, и Гурову пришлось преодолеть метров двести, прежде чем он оказался у ворот. Звонить или лезть через забор? Эта дилемма не давала ему покоя. После телефонного разговора с Водянкиным он не надеялся на снисхождение деятелей искусства. Они почему-то невзлюбили его крепко и, похоже, навсегда. Но воровски сигать через забор означало вообще окончательно испортить отношения. Гуров решал эту задачу, пока шел, но так и не решил.

Однако судьба послала ему на выручку человека, про которого Гуров как-то среди всех забот подзабыл. А он сам окликнул Гурова, вывернувшись из сумерек, точно кладбищенский призрак.

– Атас, родственничек! – просипел он севшим и слабым голосом. – Иди сюда! Туда не ходи – бесполезняк! Ща мы с тобой чего-нибудь придумаем! У тебя бабки есть?

Гуров всмотрелся в пошатывающуюся, окутанную облаком перегара фигуру. Ну, разумеется, это был Владик! Признание в родственных чувствах обнадежило Гурова. Владик мог быть ему полезным. Изо всей компании он был единственным, кто, так сказать, не имел двойного дна. Этот человек не стеснялся своих чувств и не прятал намерений. Ожидать от него каких-то комбинаций не стоило.

– Привет, Владик! – серьезно сказал Гуров, подходя ближе и протягивая парню руку. – А ты прогуливаешься перед сном, что ли? Почему один?

– А я тут всегда один, – икнув, сказал Владик. – Потому что они все себе на уме, понял? А я человек простой, с моря. У нас на море, знаешь, как? Нет, ты не знаешь! Ты вот чего – приезжай ко мне...

– Постой, куда это к тебе? – перебил его Гуров. – Тебя же дядя в Москву обещался пристроить.

– Обещанного три года ждут, – сказал Владик и опять икнул. – Им теперь не до меня. Они все по кладбищу ходят. А есть я или нет меня – это никого не колышет.

– По кладбищу, говоришь? – Гуров мигом ухватился за эту важную для него тему. – А кто ходит? И чего ходят? Место присматривают, что ли? Или привидения ловят?

– Скажешь тоже! Никого они не ловят. Просто ходят. Типа как на экскурсию или на работу. Даже жрачку с собой берут. Чтобы, значит, не возвращаться. Так целый день на кладбище и пропадают. А придут – у дяди в кабинете запрутся вдвоем и все чего-то спорят...

– Ага, значит, они вдвоем по кладбищу ходят?

– Не вдвоем. Втроем, а теперь и вчетвером. Управляющего еще берут и садовника. Как грубую физическую силу.

– Что значит грубую физическую силу? – насторожился Гуров. – Они там копают, что ли?

– Уж этого я не знаю, но какие-то инструменты они с собой берут, это точно! В мешковину заворачивают, чтобы в глаза не бросалось... Да это все фигня! Крыша у старичков едет. Ты вот чего мне скажи – у тебя бабки есть? Если есть, то мы с тобой сейчас выпьем. Я, знаешь, болею – ну сил нету! Спаси, а? А здесь мне эти суки не наливают уже. Этот сукин сын, дядя, так и сказал – этому, сказал, водки больше не давать! Ну не сука, а? У него этой водки – залейся! Всякая! А в погребке вино. Вот не поверишь, а у него там вино, которое еще Наполеон пил! Цена, знаешь, какая?..

– Да зачем мне вино, которое кто-то уже пил! – отмахнулся Гуров. – Ты мне лучше про кладбище расскажи. Я тебе тогда и денег дам, и опохмелю, и все, что угодно. Они, что же, с кладбища что-то приносят, находки какие-то?

– Какие там находки, бр-р! Кости, что ли? Не дай бог! Нет, не видел! Да они втихаря уходят и приходят. Разве за ними уследишь? И вообще, я с этой шатией тут воюю... За свободу! Прячут от меня бутылки, суки! А в город мне ехать бесполезно – у меня бабки кончились. Я на дядьку рассчитывал, а он вообще про меня забыл. Я теперь даже и не знаю, как мне домой уехать.

– А ты денег на билет попроси, – предложил Гуров. – Мне кажется, он тебя с удовольствием отпустит.

– Да он-то меня отпустит! – довольно непоследовательно ответил Владик, – да как я поеду, когда я болею?

– Ну, не знаю! – уже начал нервничать Гуров. – Тебе и так нехорошо, и этак плохо. Решай тогда сам. А денег я тебе не дам, если не поможешь.

– А чего надо?

– Пройти мне в дом надо, – сказал Гуров. – Да так, чтобы не слишком заметно было.

– Как два пальца... – пьяно сказал Владик. – Ворота-то отперты! Я же здесь! А заметить тебя никто не сможет, потому что дядя с этим придурком опять в кабинете заперлись, а прочие уроды по хатам разбрелись. У нас тут теперь тихо.