Через полчаса между гостем и хозяином возникла настоящая мужская дружба.

– Ладно, – спохватился Серега, когда кофе был выпит, политическая и экономическая ситуация в стране предана тотальной критике, а особенности рыболовства в данной местности подвергнуты тщательному анализу, – мне пора. Я сегодня в рейс.

– Давай, – Мотя проводил гостя к порогу, – гладкой тебе дороги.

– Ты это, – по-отечески посоветовал Сергей, – звукоизоляцию сделай и кувыркайся в свое удовольствие.

– А что, это мысль, – оценил совет Мотя. – А вообще – завязывай с тайгой. Город есть город – здесь полно работы. Каждый день кто-то увольняется, кто-то умирает.

– Я об этом как-то не подумал, – серьезно кивнул Матвей, – стоит попробовать, как думаешь?

– Давно пора, – Сергей протянул широкую шершавую ладонь. – Ты прости, если что.

– Да я-то тебя за что? Это ты меня прости, – рассыпался в извинениях Матвей, – это я тупо ни о чем не думал, кроме одного… Сам понимаешь… Семь месяцев…

– А то. Что ж тут не понять.

– Ну, отлично.

– Оттянись, пока молодой.

– Стараюсь.

– Бывай.

– И ты бывай.

Кореша простились, довольные собой и друг другом.

… Гроза ушла почти сразу, но дождь закончился только после обеда.

Мотя успел за это время в энный раз посмотреть «Бесшабашное ограбление» и «Отступники», подремать и доесть рыбный пирог.

Когда вечернее неяркое солнце окунулось в лужи и оживились воробьи, затворничество внезапно показалось Моте нестерпимым, и он отправился на разведку к гаражам.

Узкая тропа вдоль бетонного забора, за которым тянулись гаражные боксы, еще не просохла, джинсы и ноги в сланцах моментально вымокли, между пальцами набился песок, и Мотя уже жалел, что не отложил поход на завтра.

С каждым метром желание свернуть вылазку и вернуться домой крепло, но то, что увидел Матвей в следующую минуту, заставило его забыть о вымокших джинсах и о песке в сланцах, обо всех своих мелких и крупных неприятностях.

Забор делал небольшой зигзаг, и в образовавшемся кармане какой-то шкаф пинал корчившегося в траве мальчишку.

В торчащих на затылке темно-русых волосенках, в оранжевой футболке и сереньких шортах выше колен было что-то волнующе знакомое. В памяти выплыл неясный образ: в точности на таких шортах накануне вечером лежала нижняя дека гитары. Данька.

Ну и детки, вскользь подумал Матвей, оценивая противника – по контрасту со щуплым Данькой тот казался мощным.

– Эй! – Мотя в два прыжка оказался рядом и толкнул шкафа в спину.

Шкаф перестал наконец пинать жертву, обернулся, и Мотя присвистнул от удивления: это оказался взрослый мужик, около сорока.

– Ты чё делаешь, мудак, – пробормотал опешивший Мотя и получил молниеносный удар в скулу, от которого потемнело в глазах.

Матвей вписался в бетонный забор – только поэтому удержался на ногах. В ушах стоял колокольный звон, и Мотя почти не соображал, подбирая подвернувшийся кусок арматуры.

– Отойди от пацана, – прохрипел он.

– Ты вообще кто? – срывающимся голосом спросил шкаф – от приложенных усилий он слегка задыхался.

– Отойди от пацана. – Колокольный звон в ушах стих, Мотя уже контролировал ситуацию, и в голосе проклюнулись властные нотки.

Шкаф оценил решительный настрой противника и выпустил еле державшегося на ногах Даньку.

– Это твой щенок? – спросил он и сплюнул через губу.

– Мой. Дань, отойди в сторону.

Но вместо того чтобы выполнить просьбу Матвея, Данька с всхлипом опустился на колени и уткнулся в них носом.

– Мужик, у тебя серьезные неприятности. – Арматура придавала Моте сходство с памятником революционному пролетариату.

– Это мы еще посмотрим, у кого неприятности, – снова сплюнул мужик, – он мою дочку изуродовал, так что еще легко отделался, паскуда.

Шкаф повернулся к Моте спиной и покинул площадку.

– Встретимся в суде. – Мотя отбросил кусок металла и с некоторой опаской присел над Данькой: первую помощь пострадавшим он оказывать не умел.

Данька повернул зареванное лицо с кровоподтеком на скуле.

– Раны украшают мужчин, – попытался пошутить Матвей, но рот у пацана пополз в разные стороны, плечи затряслись в беззвучном рыдании, грязные кулаки размазывали по лицу слезы и сопли.

– Что? Больно? – захлопотал Мотя.

Рыдания сменились стоном, Данька обнял себя под ребрами.

– Больно, – выдохнул он.

– Встать можешь? – Матвей осторожно просунул руки парню под мышки.

Не переставая вздрагивать от рыданий, Данька кивнул.

– Тебя понести или сам? – Незнакомое, острое чувство сострадания удивило самого Матвея.

– Сам, – сквозь рыдания протолкнул Даниил, и они заковыляли к дому.

– Ты знаешь, кто это? – продолжал допрос Матвей.

– Знаю. Это одноклассницы Светки Маслаковой пахан.

– Козел, – процедил сквозь зубы Мотя. – За что он тебя так?

– Я попал камешком Светке в щеку и нечаянно рассек. Я правда не хотел, – в отчаянии проскулил Данька – ребра болели, ему было больно говорить.

– Я верю тебе, верю.

Забор кончился, тропинка уперлась в тротуарную дорожку. Мотя покосился на зеленого юнца:

– Кто-то позвал тебя за гаражи?

– Да, – кивнул несчастный парень.

– Ты пришел, а здесь папаша.

– Да. – Губы у Даньки задрожали, он снова захлюпал носом.

– Знаешь, где они живут?

– Знаю.

– Покажешь?

– А что ты ему сделаешь?

Матвей понятия не имел, что предпримет, но твердо знал: оставить все как есть он не сможет.

– Там видно будет. Сестра дома?

– Нет, в поликлинике.

– Давай-ка мы с тобой в травму съездим и снимем побои.

– Может, не надо? – Данька хлопал мокрыми ресницами и смотрел испуганно. Травма и побои – это уже ария из другой оперы. Это уже не просто неудачный день. Это – взрослые игры, в которые его втянул Светкин папаша.

– Надо, Федя, надо. Ты посиди во дворе, я только машину заберу со стоянки.

… Поездка заняла весь вечер.

Дежурный травматолог заподозрил перелом ребра, отправил Даньку на рентген, но, ко всеобщей радости, это оказалась трещина.

Мужественно выдержав новокаиновую блокаду, Данька даже не пискнул, когда ему обрабатывали скулу, и вообще держался молодцом. Но когда все было позади и они с одинаковыми пластырными наклейками на одинаково стертых переживаниями лицах погрузились в «шевроле», Данька скис, так что даже не искушенный в подростковой психологии Мотя догадался: