Второй результат состоит в том, что объективация обращается против нас самих, и мы страдаем из-за развитого умения совершать насилие над собой.

Наши травмы и возникающие в результате них убеждения заставляют нас отрекаться от каких-то своих частей и становиться «фрагментированными». Вспомним распространённое представление, будто проявлять жёсткость к себе, даже ненавидеть свои проявления, – необходимый момент совершенствования. Кажется, мы искренне убеждены, что если будем игнорировать себя или даже воевать с собой, мы обретём жизнь своей мечты. Снова процитирую великого Мартина Лютера Кинга: «Ненависть не может изгнать ненависть, это может сделать только любовь».

На другом конце спектра нашей самооценки находятся нарциссизм, самовозвеличивание и тому подобные вещи – которые, как хорошо известно, являются масками, которые мы надеваем, чтобы компенсировать собственные неуверенность и чувство никчёмности. Эгоцентризм – это особый, коварный род боли, и нередко мы хватаемся за спасительный трос, который оказывается кинжалом.

Эти внутренние процессы определённо проявляются в том, как многие люди, занимающиеся медитацией, подходят к своей практике. Нередко, приступая к медитации, мы даже не осознаём, что уже изолировались и настроились против самих себя. Подспудно мы имеем неявное намерение – заставить обезьяну умолкнуть, избавиться от тревоги и сложных эмоций и ненароком подменить опыт своего повседневного Я опытом более просветлённого Я. Как мы видели в главе 4, можно привносить в медитацию энергию ясности и решительности, и это необходимо, чтобы организовать упорядоченную практику. Однако для этого не нужно воевать с собой. Слишком часто мы подходим к медитации таким образом, что воспринимаем тело и дыхание как объекты и поэтому перестаём видеть их естественную мудрость и жизненную энергию. Мы осуждаем свой ум за суетливость, а свои эмоции – за то, что они не такие умиротворённые, какими, по нашим представлениям, они должны быть во время медитации. Мы злимся на свой гнев. Мы ненавидим себя за то, что проявляем недостаточно любви. Всякий раз, когда мы оставляем какую-либо часть своей личности, игнорируем её или боремся с ней, мы проявляем агрессию. Мы превращаемся в хулиганов на детской площадке, то есть в своей практике, поскольку бессознательно верим, что именно так можно достичь состояния будды. Мой первый учитель медитации Винни Ферраро любит говорить: «Мы пытаемся ненавистью достичь просветления».

Разве не дико осознавать, что та самая склонность к изоляции, та энергия, которая позволяет людям участвовать в такой кошмарной деятельности, как терроризм и торговля людьми, живёт и процветает также и внутри нас? Что она может проявляться даже в ходе нашей медитационной практики?

Медитация принесёт осмысленные, трансформирующие плоды, которые хочет получить каждый, лишь в том случае, если мы будем выполнять её с намерением восстановить переживание связи. Присутствие невозможно без обретения, пусть и постепенного, открытости по отношению к безграничной жизни внутри нас и в окружающем мире. Внимание и избирательная слепота взаимно исключают друг друга. Можно ли надеяться ощутить подлинную связь, если мы воспринимаем медитацию как действие, направленное против обезьяньего ума? Поэтому мы должны сразу же допустить, что, когда мы садимся выполнять практику, мы проявляем любовь к себе, а не просто заботимся о себе. Присутствие, эмпатия и связь тесно переплетаются между собой. Вообще говоря, внимание – орудие установления связи. В частности, по этой причине медитация обязательно подразумевает внимательность.

Сострадание, противоядие от отсутствия связи, зачастую неправильно понимается на концептуальном уровне. Мы нередко думаем, что сострадание имеет тот же смысл, что любовь, эмпатия, доброта, симпатия или даже жалость. Я бы сказал, что помимо жалости все эти состояния – составляющие сострадания, тем не менее оно превосходит их. Классическое определение сострадания согласуется с этимологией этого слова: сострадание (compassion) – это «страдание (-passion) вместе (com-)». Оно действительно имеет тот же смысл, что и эмпатия – переживание чужой боли таким образом, словно эта боль – ваша собственная. Как я уже говорил, мы от природы обладаем этой способностью, хотя и формируем сложные стратегии, которые отключают эту и другие естественные реакции. Слово, которое Будда использовал, когда говорил о сострадании, – каруна – иногда переводят как «трепет сердца». В этих двух определениях сострадание фигурирует как существительное, как эмоциональное состояние. Сострадание тем не менее также должно быть «глаголом», процессом. Его природа может быть психоэмоциональной, но оно обязательно должно приводить к действиям, чтобы быть подлинным. Если вы чувствуете резкую боль от пореза на руке, вы, конечно, поспешите найти бинты для перевязки. Если сострадание значит, что вы чувствуете чужое страдание как своё собственное, отсюда логически вытекает, что это чувство заставит вас действовать. Поэтому, если я воспринимаю порез на вашей руке так, будто я сам порезал руку, отсюда следует, что я буду так же поспешно искать бинты для вас, как для самого себя. Поэтому испытывать сострадание – значит открываться нашей естественной способности чувствовать страдание другого и действовать на этом основании в целях исцеления – лишь в редких случаях решать проблемы, давать советы или слишком сильно переживать чужие трудности, но во всех случаях – принимать и чувствовать потребности другого человека.

Чогьям Трунгпа Ринпоче предлагает совсем иное понимание сострадания, которое я нахожу очень воодушевляющим и раскрепощающим. Он определял каруну как искреннюю благодарность по отношению к миру и обитающим в нём существам. Он также утверждал, что состраданию присуще качество восторга51. Когда присутствует настоящее, ощутимое чувство благодарности по отношению к окружающему миру и обитающим в нём существам – это с необходимостью означает, что мы оставляем защитные объективации и готовы прочувствовать ритм и жизнь, присущие всем вещам, – мы по наитию начинаем действовать чутко. На мой взгляд, это значит, что мы воспринимаем мир как поддерживающую среду: проявляем теплоту в любой ситуации, чтобы могли возникать любые переживания и их существование не отрицалось. В определении Трунгпы Ринпоче мне больше всего нравится то, что оно наполнено энергией, вдохновением. Он предлагает непринуждённый подход к разрешению трудной дилеммы. Здесь присутствует искренняя благодарность и восторг вкупе с признанием реальности страдания, а также действиями, направленными на облегчение страдания, поскольку мир достоин нашей благодарности и всякое существо в мире заслуживает того, чтобы иметь возможность радоваться.

Теперь, когда мы имеем твёрдое представление о значимости эмпатии и связи, мы переходим к рассмотрению материалов и практик, цель которых состоит в раскрытии естественных эмпатии и теплоты нашего существа. Мы выявили проблемы, которые возникают, когда разрушается эмпатия; теперь пришло время поговорить о хороших вещах, которые происходят, когда пробуждаются такие сердечные качества. Именно в этом направлении обезьяний ум всё время и пытается нам указывать, это – его главная весть. Вы увидите, что в начале этого пути мы обнаружим в самих себе внутренний источник удовлетворения и роста, а в конце – получим возможность использовать эти достоинства, чтобы гармонизировать болезненные отношения со своими травмами и ранами. Обезьяна всегда призывает нас к тому, чтобы мы прошли глубочайшее исцеление.