Наш обезьяний ум переживает свои моменты Большого взрыва. Путь сознательной эволюции и личного развития как раз и состоит в избавлении от негативных импринтов, возникающих в такие моменты, – в большинстве случаев это необходимое условие для доступа к нашей более глубокой природе. Однако эволюция наших невротических паттернов едва ли является завершённой. Образцовые сценарии, которые мы переживаем, всегда сопровождаются рядом осложняющих факторов.

Мы работали с установкой на поддерживающую среду, которая является необходимым фундаментом для плодотворной медитационной практики. Мы увидели, что среда определяет всё. Мы достаточно серьёзно подстраиваемся – непроизвольно и бессознательно – под своё восприятие окружения. Это верно как в ситуациях, в которых мы чувствуем безопасность и заботу, так и в противоположных ситуациях. Поэтому я хочу обратиться к теме таких образцовых сценариев, которые часто переживают люди, не являющиеся представителями доминирующих расы, класса, гендера, сексуальной ориентации или имеющие статус нетрудоспособных в нашем обществе. Вспомните какое-нибудь угрожающее, разочаровывающее или печальное событие, произошедшее с вами. Теперь представьте, что оно имеет место в агрессивном районе, где продают наркотики. Или ваши родители постоянно находятся в сильном стрессе из-за необходимости выживать в нищете и имеют собственные сложные реакции на эту ситуацию. Или это случается в школе, которая больше напоминает тюрьму, где на каждом углу – металлодетекторы и работающие за низкую зарплату (то есть недовольные и раздражительные) охранники и учителя. Или когда вы живёте в страхе, что на вас нападут из-за ваших сексуальных предпочтений. Или когда на вашу подругу напали из-за того, что она носит хиджаб, а вы тоже его носите. Или когда ежедневно мужчины освистывают вас. Или когда вы нуждаетесь в кресле-каталке, чтобы передвигаться в общественных местах, и не можете убежать, если на вас нападут. Или всё вышеперечисленное.

Травмы, связанные с отдельными переживаниями, – достаточно сложное явление. Травмы же, которые происходят на постоянной основе или в контексте других травм, порождают ситуации и реакции, которые являются ещё более пугающими и трудноразрешимыми. Если мои слова хотя бы отчасти описывают ваш опыт (пусть даже я описываю его с внешней стороны и моё изложение в лучшем случае поверхностно), я хочу, чтобы вы знали: вас понимают, и ваш опыт важен.

Может показаться, что наш разговор начинает отклоняться от темы медитации и обезьяньего ума. Многие люди, практикующие медитацию, утверждают, будто буддизм и духовная жизнь никак не связаны с нашей индивидуальной психологией или более масштабными социальными вопросами. Мы увидим в следующей главе, что это мнение абсолютно ошибочно. Поскольку все мы взаимно зависим друг от друга и от своего окружения, необходимо понять трудности всех существ, если мы хотим восстановить свой опыт внутренней целостности и радости. Одно из самых серьёзных последствий травмы – наша склонность изолироваться, объективировать других людей и игнорировать их человечность. Невозможно ожидать, что мы разберёмся в том, что реально происходит в нашей душе, если не разовьём чувство связи с опытом других.

Все люди переживали депрессию после сильного разочарования и утраты, которая, казалось, будет длиться вечно. Когда мы погружаемся в собственные глубины, мы нередко начинаем верить, что теперь навсегда останемся в этом состоянии, и чувствуем такое же отчаяние, как и Кен Болдуин в тот день, когда он прыгнул с моста Золотые Ворота. Вполне разумно, когда мы оказываемся в самой гуще трудностей, напоминать себе максиму: «И это тоже пройдёт»[25].

Точно так же все люди переживали искренний шок в моменты, когда заканчивалось нечто хорошее. На уровне ума я могу понимать, что однажды мой ноутбук неожиданно перестанет работать, но когда приходит этот день, можно поспорить, что я удивлюсь этому событию, расстроюсь и даже разозлюсь. На определённом уровне я не верил в истину того, что этот день наступит. Мы обладаем поразительной способностью забывать о бренности вещей.

Скорее, мы убеждены, что вещи постоянны, и ежедневно действуем соответствующим образом. Хотя опыт всей нашей жизни указывает, что верно обратное – что вещи недолговечны, постоянно меняются, непрерывно текут, непрерывно рождаются, достигают расцвета и погибают, – на определённом уровне мы продолжаем отрицать это. Это касается как нашего персонального компьютера, так и моментов, когда нас посещают боль и несчастье. То же самое касается и детей, и даже в большей степени. Поэтому, когда мы чувствуем, что недостойны или оставлены другими, мы усваиваем эти переживания как некую постоянную, фиксированную, нескончаемую, неразрешимую ситуацию. Наше оправданное страдание в ответ на такое восприятие замораживает часть нашей личности во времени, в образцовом сценарии, на том уровне развития, на котором сформировалось данное убеждение.

Дети – самовлюблённые существа. Все. Они имеют инстинктивную склонность полностью сосредоточиваться на себе: они воспринимают буквально все явления как часть Истории обо Мне (мы будем гораздо подробнее обсуждать эту притягательную Историю). Иными словами, имеет значение не только боль, которую вызывает событие, но и то, что данный опыт говорит о нашей личности, поэтому глубинные травмы всегда сводятся к вопросам о наших достоинстве и ценности. Если я думаю лишь о себе и имею бессознательное и обеспечивающее моё выживание стремление, чтобы ты думал только обо мне, и при этом ты не думаешь обо мне хотя бы восемь минут, – должно быть, это говорит нечто о единственной личности, которая меня заботит: обо мне.

Особенно на ранних этапах жизни ребёнка почти невероятно, чтобы он воспринимал сообщения, которые он получает, таким образом, словно они говорят нечто отрицательное о его родителе. Такое восприятие гораздо труднее вынести. Если другой нужен мне как гарант пищи и безопасности и мой ум выдумывает историю о его неполноценности, я вступаю на чрезвычайно шаткую почву и не имею возможности что-либо изменить. Напротив, если я истолковываю этот опыт так, будто он указывает на мою неполноценность, я могу воздействовать на ситуацию. Я могу стать тревожным и привязчивым. Я могу научиться отключать свою потребность в другом и занимать амбивалентную позицию. Я могу закрепиться в нарциссическом состоянии, в котором живу теперь, и так и не вырасти из него, чтобы замаскировать боль, связанную с убеждением в своей неполноценности.

Наконец, на ранних этапах жизни недостаток эмпатии не может восприниматься реалистически, в его истинном свете – как неизбежные ошибки, человеческая недальновидность или нехватка ресурсов. Это слишком сложная ситуация для мозга маленького ребёнка. Он ещё не способен замечать, что мама / папа / другие люди иногда «хорошие», а иногда «плохие», ведь – надо же! – они люди и потому – сложные существа. Вообще говоря, обретение способности распознавать подобную сложность людей и вещей – ключевая веха развития в ходе дальнейшего юношеского взросления. К сожалению, многие люди так и не развивают эту способность в полной мере.