Единственный положительный момент: все комментарии о треке – позитивные. Людям он нравится… и они хотят полную версию. Я слушаю фрагмент, но не узнаю в нем тех песен, которые она пела для нас, и чувствую, как внезапно отступает тяжесть, давившая на грудь все это время. Это не мог быть кто-либо из нас.

– Надеюсь, она не думает, что я бы сделала нечто подобное, – говорит Поузи.

– Конечно, нет. – Я сжимаю ее руку. – Никто из нас не сделал бы.

– Привет, девчонки!

Я поднимаю глаза и вижу раскрасневшуюся после быстрой ходьбы Меган, которая машет нам рукой. К счастью, с момента нашей последней встречи она, кажется, запустила свой ген «хорошести», потому что, подойдя, крепко обнимает и меня, и Поузи.

– Что стряслось? – спрашивает она. – Что за срочность, что я должна была мчаться сюда?

– Мне позвонила Леа Браун, – начала я. Затем глубоко вздохнула, изучая лицо Меган. – Кто-то слил песню из ее нового альбома, и теперь она повсюду в интернете.

Меган падает на табурет, прикрывая рот ладонью.

– Не может быть! А это плохо?

– Ну, запись теперь повсюду. Леа вынуждена была связаться с нами, чтобы убедиться, что мы ни при чем.

– Конечно, нет! Нам же сказали, что нельзя записывать.

– Я знаю. Это лишь вынужденная предосторожность со стороны студии – связаться со всеми, кто был там в последнюю неделю или около того.

Меган расслабляется, плечи ее опадают, но глаза Поузи полны слез.

– Эй, не плачь, – мягко говорит Меган.

– Мне плохо от одной мысли о том, что Леа может подумать, будто это мы. На нее свалилось столько всего, и она была так мила с нами, – отвечает Поузи.

– Ну, иногда пиратские копии могут пойти на пользу, разве нет? Отсутствие рекламы – плохая реклама, и все такое… – говорит Меган.

– Могу с уверенностью сказать, что это не так. – Я хмурюсь.

– Ну ладно, но, слушайте… она не первая певица, с которой такое случается!

– И это делает кражу менее серьезным делом?

– Я не говорю, что это не серьезно. Я просто хочу сказать, что все будет в порядке.

Мы с Поузи переглядываемся, и я киваю. Меган права. Одна украденная песня не поставит крест на карьере Леа. Но я собственными глазами видела, как она вкладывается во все свои песни, и знаю, что она впервые написала что-то настолько личное.

Плюс, как и Ной, Леа перфекционистка – она не хотела бы, чтобы что-то выносилось на суд публики до того, как она будет готова к этому.

Мой телефон звонит, и мы все смотрим на экран. Это снова Леа. Я немедленно отвечаю и жестом прошу девочек быть потише, чтобы я могла лучше ее слышать.

– Привет, Пенни. Еще новости… боюсь, не очень хорошие.

– Что такое? – Мое сердце готово выпрыгнуть из груди.

– Они почистили шумы, так что теперь трек очень четкий, и я точно помню, когда я это пела. Это было во время нашей встречи в Лондоне. Остальные варианты исключены.

– Но… как это возможно? Я никогда не слышала эту песню раньше, я клянусь. Это песня не из тех, которые ты пела нам.

Поузи бледнеет, Меган сглатывает.

Пульс у меня зашкаливает.

– Я действительно пела ее в тот день… Может быть, когда ты была наверху, готовилась к фотосессии? Как бы там ни было, суть в том, что это одна из твоих подруг.

– Серьезно? – Мой голос дрожит. – О, Леа, мне так, так жаль.

– Слушай, мне пора идти. Нужно… понять, что мне делать дальше. Поговорим позже.

– Ладно, – говорю я, но она уже повесила трубку. Не веря, я пялюсь на телефон в своих руках. Поднимаю взгляд на Поузи и Меган.

Они обе выглядят виноватыми. Они обе выглядят невиновными.

– Я… она… – Я просто не могу найти слов.

– Что такое, Пенни? – подталкивает меня Меган.

– Леа обнаружила, когда именно пела эту версию песни. Это было во время ее встречи с нами.

– Но я даже не слышала ее раньше! – говорит Меган. И теперь я вспоминаю. Она поднималась наверх, в туалет, когда я устанавливала штатив. Круг подозреваемых сужается до одного человека.

Но этого не может быть.

Мы обе поворачиваемся к Поузи.

– Я… Я ничего не делала, – говорит она, заикаясь.

– Но ты оставалась там одна, – отвечает Меган. – Это должна быть ты. Как я или Пенни могли сделать запись, если нас даже в комнате не было? – Меган говорит жестко, и я вижу, как из глаз Поузи текут слезы.

Но я не сочувствую ей. Я чувствую лишь… пустоту.

А потом я чувствую кое-что еще. Я чувствую, что меня предали.

– Пенни, ты должна знать, что я бы никогда…

– Неудивительно, что ты не хотела говорить Леа о своих успехах, – обрываю ее я, и меня едва не колотит от злости. – Чего ты думала добиться, продав ее песню какому-то сайту?

Лицо Поузи из белого, как лист, становится красным, как свекла, и слезы катятся по щекам сплошным потоком.

– Я… – Но она не заканчивает предложения, выхватывает из-под стола свою сумку, вскакивает со стула и выбегает из закусочной.

Я лишь качаю головой, не в силах поверить во все это.

– Вау, – говорит Меган, нарушая тишину.

– Не могу поверить, что Поузи пошла на такое!

– Я знаю. В это трудно поверить, – отвечает Меган, – но… думаю, мы плохо ее знаем. Мы познакомились всего несколько недель назад…

– Да, наверное.

– И в школе она всегда была очень тихой, несмотря на то, что ей дали главную роль. – Меган пожимает плечами. – Мадам Лаплаж – отличная школа, но действительно очень жесткая, и, в конце концов, она хочет стать однажды звездой. Обойти конкурентов, зацепиться за место… это очень ценится среди учеников школы мадам Лаплаж.

Я качаю головой:

– Она бы получила гораздо больше, оставаясь другом Леа, а не предавая ее. Поверить не могу, как кто-то может быть настолько глуп! – говорю я раздраженно.

Но, несмотря на это, таящиеся внутри меня сомнения растут. Меган указывала на неудобную правду: хоть я и думала, будто у меня есть что-то общее с Поузи, из-за чего мы стали настоящими подругами, на самом деле я не так уж много и знала о ней.

Я пишу Леа:

Леа присылает ответ:

Меган кладет ладонь на мою руку, выводя меня из задумчивости.