Впрочем, книга была написана живенько, напористо и от этого казалась убедительной. Наверняка многие женщины, а особенно девушки, никогда не жившие с мужчинами, восприняли книгу как руководство к действию и решили стать мягче и уступчивее, не заметив некоторого демагогического выверта. Восхищаться надо тем, что достойно восхищения, а не просто штанами в доме.

Да, ничего хорошего нет, когда жена без конца пилит и ругает мужа, но когда она начинает восхищаться тем, как он красиво лежит на диване, искренность из отношений пропадает точно так же.

Когда оба стараются, поддерживают друг друга, все делают вместе, пусть и не идеально, то восхищение и благодарность рождаются сами собой, но если жена вынуждена отработать на производстве, потом отстоять еще смену дома, а последние жалкие остатки сил потратить на восхищение мужем-паразитом, то ничего хорошего не получится.

Ирина знала это по собственному опыту: она все это делала, отчаянно пытаясь сохранить брак. И скрывала свои профессиональные успехи, и содержала дом в идеальном порядке, и ахала от восторга, слушая похвальбу мужа, и месяцами благодарила за один несчастный вбитый гвоздь, но ничего не помогло. Муж чувствовал себя неуютно, как любой человек, получающий то, что не заслужил.

А с Кириллом она искренна. Была до сегодняшнего дня.

А что дальше? Чертов гад из горкома, зачем только поставил перед искушением?

* * *

Комсорг пятого цеха, исполняющий обязанности Еремеева и вызванный повесткой в суд, на заседание не явился. Как честный гражданин он доложил по телефону о том, что заболел, и имеет на руках больничный лист, но Вера Ивановна, зная, как легко достать этот вожделенный документ, не только скептически отнеслась к его словам, но даже насторожилась. Почему комсорг уклоняется от дачи показаний? Секретность? Безусловно, это серьезнейшая проблема, но пока на процессе не поднимается никаких тем, хотя бы отдаленно касающихся гостайны.

На предприятии есть целый секретный отдел, есть сотрудники КГБ, отвечающие за то, чтобы во вражеский стан не просочилось никакой лишней информации, и никто не мешал комсоргу посоветоваться с ними, прежде чем идти в суд. Если бы они сочли, что допрос комсорга противоречит государственным интересам, то довели бы это до сведения суда, и суд утерся бы.

Зачем понадобилось скрываться за липовым больничным? Ведь комсорга ни в чем не подозревали, просто просили дать характеристику личности подсудимого. Что тут может быть опасного? Вот что?

Вера Ивановна не могла понять логики комсорга, но чувствовала, что над его неявкой стоит поразмыслить. Нет, бывают, конечно, совпадения, только что-то их многовато в этом деле.

Она с уважением поглядывала на Валентина Васильевича, сидящего рядом с судьей. Вроде бы обычный старый гриб, какие в изобилии произрастают возле пивных ларьков и дворовых столиков с домино, а зацепился за такие тонкости.

Сама Вера Ивановна в жизни бы не заметила некоей нарочитости показаний будущего фельдшера, но когда на нее указали другие люди, стало уже не отмахнуться.

Как с математикой в школе: сложные задачки давались Вере с трудом, она часами высиживала решение, а потом подходил папа, в две секунды давал ответ, и сразу становилось ясно, что все лежало на поверхности. «И как только я сама не додумалась!»

Вот такое «как сама не додумалась!» и осталось у нее после беседы с Валентином Васильевичем. Обидно немножко, что простой шофер со «Скорой» оказался проницательнее опытного адвоката, но с другой стороны, она никогда особенно звезд с неба не хватала, нечего и начинать.

Важно то, что она больше не убеждена в виновности своего подзащитного, а как доказать или опровергнуть, пока непонятно.

Комсорг заболел, судебно-медицинский эксперт находился на научной конференции в Москве, и судья перенесла заседание на понедельник.

Еремеева отправили обратно в СИЗО, и Вера Ивановна, немного поколебавшись, поехала за ним, чтобы поговорить спокойно и обстоятельно, если повезет с допросной.

В этот раз пришлось ждать так долго, что Вера Ивановна сто раз успела пожалеть о своем решении.

Давно бы уже валялась на диване с книжкой, а нет, надо дышать тут казенным воздухом, пропитываться тюрьмой так, что потом в дом не войти. Ей-богу, ее обычные клиенты-алкаши намного лучше, перегарная вонь все-таки поживее тюремной затхлости.

Она не знала адвокатов, которые ждали очереди вместе с нею. Все сидели уткнувшись кто в книги, кто в бумаги, и зацепиться языком ни с кем не удалось.

Вера Ивановна порылась в сумочке – найти хоть какое-нибудь печатное слово, «упереть глаза», как выражалась Таня, которая с пяти лет не могла уснуть, если не прочитает хоть одну страницу неважно чего.

Увы, даже газеты «Правда» не завалялось.

Остается только думать. Вдруг слева от себя Вера Ивановна поймала какое-то быстрое движение – это сосед уронил книгу. Интересно, она ведь на него не смотрела, а уловила – кажется, это называется периферическое зрение.

Любопытно, а как с этим обстоит у одноглазого Еремеева?

Она зажмурила левый глаз. Теперь сосед слева для нее совершенно невидим. Если он вдруг захочет стукнуть ее по голове, она не заметит краем глаза его резкое движение и не успеет в последнюю минуту уклониться. А сосед справа? Казалось бы, тут ничего не должно измениться, но когда Вера Ивановна зажмурила левый глаз покрепче и посидела так несколько минут, она заметила, что и справа видит не так широко, как когда смотрит обоими глазами. Не совсем как сквозь трубу смотрит, но ощущения похожи.

Предположим, что Еремеев адаптировался к своему увечью, но второй глаз у него ни при каких обстоятельствах вырасти не мог. Нападать на людей на улице и так опасно, а с таким ограничением обзора – настоящее безрассудство. Всегда есть риск, что кто-то атакует со слепой стороны.

Чудовище Еремеев или нет, пока не доказано, только впечатления полного идиота он точно не производит. Хорошо, пусть жажда убийства его снедает, но Алексей Ильич имеет все возможности удовлетворить ее с минимальным для себя риском. Зарплата у него хорошая, плюс воинская пенсия, кто мешает снять какую-нибудь халупу, приглашать туда парней под разными предлогами, а потом спокойно с ними расправляться? Вот именно, никто не мешает. Это девушки еще подумают, идти ли в гости к незнакомому мужику, и то скорее всего пойдут за таким красавцем, а молодые люди-то… Кто из ребят вообще знает о гомосексуализме? Только если в книге «Двенадцать стульев» прочитали слово и решили, что это какая-нибудь заумная чушь, что-то заоблачное и нереальное, вроде дочери миллиардера Вандербильда.

И еще один момент…

Вера Ивановна почти ухватила мысль, но тут ее позвали в допросную.

– Что случилось? – спросил Еремеев, усаживаясь на свое место.

Она пожала плечами:

– Просто хочу спокойно поговорить.

– Спасибо. Вы позвонили?