Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я постараюсь, – пообещала Лариса.
– В общем, я по собственной дурости пошел у него на поводу и вляпался в неприятности. Мне стоило сразу послать его подальше… Словом, я решил, что этот разводняк подстроил Гена, мой близкий друг. Мальчишники славятся разными идиотскими ритуалами… Я не хотел ударить в грязь лицом!.. И теперь пожинаю плоды своей гордыни…
* * *
Гена улегся на диван, вытянул больную ногу и с удивлением обнаружил, что его страдания утихли. Порошок действует! На стене усыпляюще тикали часы. Ветер бросал в темные окна пригоршни снега. Свет ночника отражался на стеклянной поверхности столика.
Шаман расположился в кресле напротив и мирно посапывал. Его скуластое лицо выражало безмятежность и блаженство. В руке он держал перо, выпавшее из головного убора.
«Боится потерять, – догадался Гена. – Если любая его вещица останется здесь, он не сможет вернуться в свои горы».
– Вывод ложный, – не открывая глаз, изрек шаман.
– Ты все слышишь?
– Я вездесущ, как истинный дух. А ты по уши погряз в матрице. Даже мой чудодейственный порошок бессилен изменить твое косное мышление.
– Кое-что у тебя получилось, – признал его заслуги Гена. – Я понял, откуда взялась моя хворь. Это последствия тяжелого ранения, которое я получил в прошлой жизни. Честно говоря, не думал, что такое бывает. Нет, я читал об этом в книжках… но не предполагал, что это коснется меня.
– Карма, – отозвался индеец. – Тебе предстоит завершить неоконченное дело.
– В поисках исцеления я перелопатил кучу эзотерической литературы и сумел примириться со своей участью. Неужели у меня появился шанс?
– Тебе следует выполнить свой долг.
Гена мысленно перенесся в траншею, под обстрел, и увидел в дыму идущего человека. Тот тоже погиб при взрыве? Или выжил?
Цепочка событий выстраивалась медленно и с натугой. Звено за звеном, шаг за шагом. В последний момент, когда завеса, казалось, вот-вот приоткроется, случилась вспышка, и рассудок погрузился во тьму…
Все вернулось на круги своя: Гена очнулся в лазарете, парализованный, истекающий кровью… Душный полумрак. Запах крови и потных человеческих тел. Между ранеными тенью бродит медсестра.
– Пить… пить… – бредят умирающие. – Пить… воды…
Она склоняется над ними с жестяной кружкой в руках, шепчет слова молитвы.
Гена вдруг отчетливо увидел ее лицо – молодое, с горестной складкой на лбу, с красными от недосыпания глазами. Она измучена, едва держится на ногах…
– Не уходите, – умоляет он, невероятным усилием заставляя ворочаться свой распухший язык. – Я не успел… не успел… передать…
– Что? – равнодушно спрашивает она.
– Кольцо…
– Обручальное? Жене?
– Прошу вас… – невнятно бормочет он. – Прошу… Я дал клятву…
– Любить вечно? – усмехается сестра.
Ее сердце окаменело, чувства притупились. Смерть уже наложила на нее отпечаток небытия. В тусклых глазах сестры – безысходность. Ее фартук испачкан кровью, из-под косынки выбилась седая прядь.
– Я дал клятву…
– Любовь умерла! – прошептала она. – Остались только страдания…
– Дайте… вашу… руку…
Сестра протянула ему узкую изящную кисть с тонкими пальцами. Ногти коротко острижены, кожа загрубела от холодной воды и стирки бинтов. Гене захотелось напоследок, перед тем как его сознание угаснет, поцеловать эту руку, но он не смог бы дотянуться до нее губами.
– Спаси вас Господь…
– Возьмите… – задыхаясь, выдавил он. – Возьмите это… у меня не хватает сил…
Сестра догадалась, о чем просит раненый, и помогла ему снять со среднего пальца перстень.
– Это… очень… дорогая… вещь…
– Да, – кивнула сестра. – Я понимаю.
Раненый с облегчением закрыл глаза. Теперь ему все равно, что с ним будет. Безразлично, где его похоронят. Теперь он свободен…
– Кому это передать? – допытывалась сестра, прислушиваясь к его дыханию. – Вы не сказали…
Она приложила ухо к его груди, потом достала из кармана зеркальце и приставила к его приоткрытому рту. Поверхность осталась незамутненной. Сестра молча перекрестилась и отошла…
Тем временем Гена летел над полем боя, созерцая линию обороны русских, цепочки японских солдат и вздымающие землю взрывы. Дым постепенно затягивал картину сражения. Японцы один за другим падали замертво, кое-где завязывались рукопашные схватки. На побережье надвигались красноватые сумерки…
Гена поднялся выше и увидел темные громады кораблей на свинцовых волнах.
«Чья это эскадра? – недоумевал он, не понимая, как оказался в небе. – Куда я лечу? Мне следует вернуться обратно!»
В лазарет возвращаться не хотелось, и он полетел дальше над необозримым пространством моря к мутному горизонту. Белое солнце садилось в воду, растекаясь по ней тусклым серебром. У Гены дух захватило от этой мрачной красоты…
Полет прервался неожиданно. Кто-то дотронулся до его плеча и легонько встряхнул:
– Эй, приятель, не увлекайся!
Гена открыл глаза и… вместо упоительного блаженства ощутил тяжесть своего тела, скованность и ноющую боль в спине и ноге. Он осмотрелся и разочарованно протянул:
– Моя комната…
Его окружали не безграничные небеса, а более привычные вещи. Потолок, стены, ковер на полу, ночник. Старый индеец стоял над ним и качал головой.
– Я думал, ты не вернешься. Придется уменьшить дозу. Твой организм ослаблен болезнью, поэтому порошок оказывает слишком сильное действие.
– Я что, умер? – пробормотал Гена. – Ну там… в Порт-Артуре? Это совсем не страшно…
– Ты посмотрел в лицо своей смерти?
– У нее нет лица. Похоже, ее вообще не существует.
Шаман промолчал, медленно и плавно водя в воздухе пером, словно его одолевали раздумья.
– Иди за мной, – наконец, произнес он, шагнул к окну, взобрался на подоконник и поманил Гену пальцем. – Давай же, пошевеливайся!
– Хочешь, чтобы я прыгнул? Ну и замашки у тебя…
Парень не успел глазом моргнуть, как очутился рядом с индейцем. Оконная створка распахнулась, словно по мановению волшебной палочки, и в лицо пахнуло морозом.
Шаман схватил Гену за руку и увлек за собой в черную, расцвеченную огнями бездну. Они не упали вниз, как ожидалось, а полетели над спящим городом. Внизу, сквозь пелену вьюги Гена заметил световые круги и сообразил, что это Бульварное кольцо, Садовое, МКАД…
Индеец указал на ползущий по шоссе среди себе подобных крохотный черный жучок. Каким-то особым чутьем Гена распознал в нем «мерседес» своего друга.