Инспектор страдальчески поморщился. Разговор, который начал он сам, теперь с каждой секундой доставлял Хиллу все меньше и меньше удовольствия. Рассказывать что-то о фэйри определенно не входило в намерения полицейского.

Если, конечно, инспектор Хилл вообще мог что-то сказать о нечисти.

— Мисс Мерсер, есть вещи, о которых думать не стоит. И шут — как раз одна из таких вещей. Просто помните, что бы он ни делал, если вы с ним свяжетесь, рано или поздно погибнете.

Выдав это, полицейский попросту сбежал от меня. Честное слово, от меня — девицы двадцати лет от роду — поспешно унес ноги взрослый солидный мужчина, да еще и служащий в полиции. Я только растерянно глядела вслед служителю закона и раздумывала над тем, от кого же на самом деле сейчас удирает инспектор Хилл.

А к вечеру стало известно, что такой изначально деятельный приезжий начал всеми правдами и неправдами добиваться своего возвращения в столицу.

Новость пришла в дом миссис Мидуэл вместе с преподобным и инспектором Харрисом, который был взволнован, расстроен, но при этом и преисполнен плохо скрываемого злорадства.

Товарищеских отношений между столичным гостем и Харрисом не сложилось, причем, как поговаривали злые языки, для этого изрядно постарались обе стороны.

— И вот теперь этот хлыщ, который ходил по Сеннену как самодовольный павлин, пакует вещи и намеревается убраться восвояси первым же поездом! И даже причин своего побега наглец не соизволил объяснить! — закончил гневную обличительную речь инспектор Харрис, при этом выглядя чрезвычайно довольным.

Выходит, одно только упоминание шута заставило столичного полицейского броситься прочь? Неужели Хилл поступил так, потому что настолько испугался? Испугался, лишь услышав о шуте?

— Мисс Мерсер, а о чем вы сегодня днем разговаривали с инспектором Хиллом? — осведомился преподобный Дарем.

Да уж, наивно было ожидать, что викарий так запросто оставит меня в покое после нашего неудачного разговора в церкви. Выходит, он проследил…

Неодобрительный взгляд, которым я наградила мистера Дарема, не произвел на него особенного впечатления.

— Инспектор расспрашивал меня о странностях в Сеннене и недавнем маскараде, — ответила я, наверное, излишне напряженно. В глазах преподобного зажегся охотничий азарт, который совершенно не вязался с его духовным званием.

— Стало быть, он расспрашивал о шуте, — сделал предсказуемый вывод Генри Дарем. В его голосе прозвучало даже некое удовлетворение.

Священник, похоже, понял все, полицейский — ничего. Мне показалось, что именно в этом и состоит одна из главных проблем нашей деревни: по идее, все должно быть наоборот.

— И что, после того, как вы поговорили про маскарад, Хиллу пришло в голову уехать? — удивился инспектор Харрис и, похоже, окончательно уверился в том, что молодой коллега из столицы полный ноль.

А вот Генри Дарем понял кое-что другое…

— Хилл испугался вашего ухажера в шутовском костюме? — осведомился у меня украдкой священник, когда миссис Мидуэл и инспектор Харрис что-то обсуждали в другом конце гостиной.

Пусть преподобный и не вызывал у меня хоть каких-то теплых чувств, однако как-то так получилось, что мы с ним оказались по одну сторону барриад. По крайней мере, с Генри Даремом можно было говорить максимально откровенно, почти без утайки.

— Мне показалось, что так оно и было

Дарем нахмурился.

— Но ведь испугаться можно только того, что знакомо. Стало быть, одно вашего описания, подозреваю, не самого точного, хватило Хиллу, чтобы понять, с кем предстоит здесь иметь дело? — продолжил расспрашивать меня священник.

— Ему хватило не описания, а одно только слова — шут.

Глаза священника тут же загорелись пламенем истинной веры. Он увидел цель и готов был приложить все силы, чтобы ее достичь.

— Мисс Мерсер, надеюсь вы окажете любезность и отправитесь попрощаться с инспектором Хиллом вместе со мной? — предложил преподобный с мрачной многозначительной улыбкой.

Обычно моим первым порывом был отказ на любое предложение викария, но сейчас все определенно складывалось иначе. Я совершенно точно собиралась отправиться вместе с Даремом и лично присутствовать в процессе выбивания правды из приезжего полицейского. Уж с такими габаритами и очевидной физической силой преподобный способен вытрясти и ответы на свою вопросы, и душу, и все, что только сам пожелает.

— С удовольствием, мистер Дарем, — без тени колебаний ответила я. — Но вы собираетесь идти прямо сейчас? Разве не поздно?

Священник усмехнулся.

— Поздно может быть завтра, когда этот проходимец уедет, — заявил преподобный. — Идемте, мисс Мерсер, пока у нас еще есть хоть какой-то шанс его застать.

Когда мы явились в маленькую гостиничку, которая неизвестно каким чудом выживала в Сеннене, инспектор Хилл уже в самом деле спешно собирал свой багаж. Похоже, убраться из деревни полицейский собирался первым поездом, и викарий переживал не зря.

— Добрый вечер, инспектор, — мягко и почти проникновенно произнес преподобный и, пропустив меня внутрь комнаты, встал так, что полностью заблокировал дверь.

Хилл с надеждой покосился на окно, но выпрыгивать в него вот так, сразу, не стал.

— Добрый вечер, мисс Мерсер, мистер Дарем, какой неожиданный визит, — пробормотал полицейский, явно поняв, что явились мы неспроста, и ждать ничего хорошего прямо сейчас не следует.

— Наш визит настолько же неожиданный, как и ваше решение об отъезде, — и не подумал скрывать собственного сарказма мистер Дарем, сложив руки на груди. Вид он имел грозный и непримиримый.

Хилл чуть вымученно улыбнулся и пожал плечами, пытаясь выразить смущение.

— Тут уж ничего не поделаешь, выяснилось, что в местном деле я ничем помочь все равно не в силах и разумней уехать, — почти убедительно произнес полицейский и с подозрением покосился на меня. — Жаль, что разочаровал стольких людей, но жизнь подчас бывает жестока.

Священник как будто сочувственно покачал головой.

— А я еще более жесток, инспектор, — уведомил мистер Дарем с явной насмешкой. — И я хочу узнать, кто же такой этот самый шут, от которого вы сейчас бежите как от чумы. Чем он так вам страшен?

Инспектор Хилл посмотрел на меня как на предательницу и упрямо покачал головой.

— Вообще не понимаю, о чем вы ведете речь, преподобный. Работа в полиции — серьезное дело, мы не интересуемся никакими… шутами.

Голос столичного инспектора был преисполнен самого едкого сарказма, который мог бы заставить отступить кого угодно, но не Генри Дарема.

— Вот как? — недобро переспросил священник, и я тут же заподозрила, что дело может обернуться для инспектора Хилла ну очень дурно.

— Вот как! — рявкнул полицейский, кажется, все больше и больше нервничая. Но чем вообще может священник напугать инспектора? — И кто вы такой, преподобный, чтобы задавать мне вопросы?!