— Не в этом дело.

— То есть как?

— Я не продаю учебников брачных игр.

— А-а…

— Да.

— Но это тоже возмутительно!

— Пускай.

— Я этого так не оставлю!

— Ладно.

— Возмутительно!

— Всего хорошего.

Пудупудупуду.

Книжник тряхнул головой и заметил, что весь взмок.

Он поставил книгу о дельфинах на полку, потом вдруг вспомнил какое-то место из нее, вытащил опять, нашел страницу, вырвал и положил в конверт.

* * *

Хоть у Книжника не было больше друзей, зато было пять братьев и пять сестер.

Для них он не был темой разговоров.

А был им братом.

Братья и сестры были раскиданы по всему миру, жили каждый сам по себе за тридевять земель от города, где Книжник держал свою лавку, и время от времени получали странички, вырванные из книг.

Без комментариев.

Для каждого брата и каждой сестры странички всегда были разные, и каждый брат или сестра по-разному с ними поступали.

Но все читали.

Читали все.

И Книжник знал, что все прочтут.

Поэтому когда, прочтя какую-нибудь страничку, он думал о ком-нибудь из братьев и сестер и хотел повидать их, то вырывал ее из книги и посылал им.

Без комментариев.

А книгу относил в ту комнату без стеллажей, куда вела винтовая лестница.

Когда у братьев и сестер пошли дети, Книжник стал выдирать странички и для них, для всех своих племянниц и племянников.

Так что на данный момент в верхней комнате скопилась гора самых разных испорченных книжек.

Книжник часто думал, что вот он умрет, а братья и сестры со всеми своими детьми соберутся в какой-нибудь точке земного шара, помянут его с печалью и весельем, а потом соберут все свои странички, и получится Книга Книжника.

Приятная мысль.

Откуда Книжник знал, что умрет раньше всех?

Знал и все.

Даром, что ли, он прочел целую книжную лавку книг! Знал.

И удивлялся иногда, что до сих пор не умер.

Книжник прошелся по книжным аллеям своей книжной лавки.

Взял с полки книгу наугад.

Открыл на первой странице, стал читать, улыбнулся.

Перевернул страницу, прислонился, читая дальше, к стеллажу. Скользя спиною, опустился и уселся на пол. Улыбка стала шире.

Не то чтоб эта книга была смешной — ничуть! — так действовали на Книжника все книги, потому-то он и завел свою книжную лавку.

Как только Книжник открывал книгу, он чувствовал себя счастливым.

Или, по меньшей мере, ему было хорошо.

Он радовался, как ребенок.

Питал такую слабость.

Ему казалось, что кто-то думает, заботится о нем.

Словом, читая книгу, Книжник чувствовал себя любимым.

* * *

Книжник был довольно полным, довольно высоким, но вообще-то он терпеть не мог читать описания внешности, его интересовали только волосы героев.

А потому скажем только, что он, как большинство людей, носил ботинки, брюки, рубашку и пиджак.

Была у него также шляпа, обычно он держал ее на вешалке, а изредка надевал на голову.

Самым же интересным в Книжнике было то, что сам он походил на книгу. Казалось, у него была картонная обложка и множество страниц, на которых скрупулезно записывалась его жизнь, все крупные и мелкие события, не исключая средних. Вот только неизвестно было, сколько там уже исписано страниц и сколько оставалось исписать. Сам Книжник тоже этого не знал. Да и какая разница.

Еще в одном он был похож на книгу: все его чувства легко читались на лице. Не то он не умел скрывать их, не то не собирался.

И, наконец, последнее, что роднило его с книгами: он тоже никогда не покидал лавку.

Книжник никогда не покидал лавку, потому что лавка никогда не закрывалась, или наоборот: лавка никогда не закрывалась, потому что Книжник никогда ее не покидал.

Лавка Книжника была открыта день и ночь, круглый год, семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутки, без выходных и перерывов и так далее.

Об этом лаконично сообщала надпись на дверях, которую он сделал прочной краской: «Открыто».

Такой он видел свою лавку — всегда открыто.

А вдруг кому-нибудь срочно понадобится книга и он окажется перед закрытой лавкой — такого Книжник допустить не мог.

Он отличался обостренным чувством ответственности.

И это была одна из причин, побудивших его открыть лавку.

Первое время он запирал лавку вечером, а сам сидел внутри и ждал, чтобы кому-нибудь срочно понадобилась книга. Тогда он распахнул бы дверь — вот получился бы сюрприз!

Но этот кто-нибудь никак не приходил. Что ж, Книжник взял краску и кисть, и лавка стала навсегда открытой.

Но несмотря на это Книжник все же спал. И спал довольно крепко — ведь сон необходим для человека, проводящего весь день за чтением. К тому же, как еще увидишь сны?

Почти что половину всего времени он спал — ночную половину. С последним посетителем он засыпал и с первым просыпался.

* * *

Когда в лавке никого не было и у Книжника оставались силы читать, он читал, уткнувшись в книгу. И так зачитывался, что иногда не слышал пудупудупуду над дверью.

— Добрый день… — произнесла молодая женщина. Она робко вошла в море книг и побрела, ища хозяина.

Услышав смятение в голосе, Книжник выскочил из-за конторки.

Женщина судорожно вздохнула и спросила, не может ли он ей помочь.

Книжник посмотрел ей в лицо — вылитая Дева Мария.

— Не знаю, — ответил он.

Женщина сочла ответ вполне любезным и сказала:

— Но можете хотя бы попытаться.

— Пожалуй.

Она искала книгу для матери, которая на самом деле была ей не матерью.

Книжник предложил ей Библию, она опешила, а он смутился — ну, просто у него не шло из головы, до чего она похожа на Деву Марию.

Женщина задрожала.

Чтоб ее успокоить, Книжник хотел положить руку ей на плечо и объяснить, что он не думал ничего такого, о чем говорится в книге, которую он предложил ей, но она оттолкнула его руку и зарыдала.

Она пробормотала, что никогда не стала бы так откровенно рассказывать ему о своей матери, если бы знала, какой он негодяй.