— Не желаете глотнуть? — Гвардеец воспринял завистливый взгляд Владимира по-своему, протягивая объемистый металлический сосуд, почти целиком скрывавшийся в здоровенной лапище. — Для сугреву и вообще…

Бекбулатов, сдерживая себя, отхлебнул ледяного огня чуть-чуть, только чтобы не обидеть гостеприимного полковника, и тут же протянул сосуд страждущему Войцеху, вцепившемуся в него мертвой хваткой, будто утопающий в кирпич.

— Не возражаете?..

Фердинанд фон Ротенберг, естественно, не возражал, поскольку тут же извлек из бездонной седельной сумки вторую точно такую же емкость…

* * *

Разумеется, Владимир не ждал, что, едва он попадет в Блаукифер (кстати, на карте, тщательно изученной им еще у запорожцев, не совсем совпадающий с Хоревском), перед ним тут же откроются «ворота на тот свет», пройдя через которые, он непременно окажется дома. Но подсознательно надеялся на что-то подобное…

На самом деле конечный пункт путешествия оказался не чем иным, как еще одним истинно немецким городком, отличавшимся от ранее виденных только своей явной приспособленностью к отражению атак из степи, которая, радуя глаз редкими купами березок, расстилалась за мелководной речушкой Кундрафлус. Укреплял Блаукифер явно специалист своего дела: нечастая цепь фортов, далеко выдвинутых вперед, призванная рассечь лавину наступающих на отдельные ручейки и вывести их как раз под удар расположенных в цитадели пушек, заранее тщательно пристрелянных, редуты, капониры, валы, рвы с контрэскарпами…

Разглядывая эту картину со стены одного из бастионов, Бекбулатов не сомневался, что форты эти тоже расположены не просто так, а соединены с цитаделью сетью подземных галерей, так как никаких ходов сообщения на поверхности голого грязно-серого заснеженного поля, уже кое-где, на вершинах бугорков, обнажившего прошлогоднюю щетинистую траву, не замечалось — лишь геометрически правильно проторенные тропинки. Вполне возможно, что жители избегали топтать снег в «неположенных» местах не только из-за впитанной с молоком своих немецких матерей любви к порядку, но, скорее всего, для этого имелись более веские причины: расставленные по определенной схеме противопехотные мины, к примеру, или, если сильно не углубляться в материи привычного мира, «волчьи ямы» с воткнутыми в дно заостренными кольями. А может быть, и творческое сочетание технологически продвинутого с грубым и отсталым, причем с массой разных интересных нюансов посредине… Без сомнения, неизвестные инженеры съели бо-о-ольшущую собаку на усмирении аппетитов диких, полудиких и частично цивилизованных, на манер давешнего Церен-Дондуки III, степняков, владения которых начинались километрах в десяти отсюда, за нейтральной территорией.

Выяснять степень коварства местных фортификаторов совершенно не хотелось, но попасть во-о-он туда, за реку, где на пологой возвышенности на фоне синеющей полоски леса вырисовывался большой форт, совершенно автономный и играющий здесь роль аванпоста, было просто необходимо. К форту вела извилистая дорога, хорошо накатанная и словно приглашавшая ступить на нее, но, бог знает, какие сюрпризы ожидали на ней несведущего путника… Выход был только один: искать проводника — кого-нибудь из местных жителей, хорошо знающего эти места.

Солнце неторопливо садилось где-то за спиной, отбрасывая длинные тени чуть ли не до русла еще покрытой льдом речушки, которую тут никто не удосужился перегородить плотиной, чтобы создать водохранилище на манер Хоревского… Пора было возвращаться в гостиницу, облюбованную недалеко отсюда — почти у подножия того бастиона, на котором сейчас стоял Владимир. Почему он выбрал именно этот постоялый двор? Только ли из-за его удачного расположения или потому, что екнуло что-то в груди при виде вывески «Die weltumfassenden Tore» («Врата Миров» (нем.))…

* * *

Старик-хозяин, муж хозяйки (или их связывали иные отношения, не разберешь ничего у этих немцев!), истуканом восседающий на облучке, молчал всю дорогу, лениво попыхивая совершенно русской на вид козьей ножкой, зажатой в зубах. При одном ее виде, при одном только запахе ароматного дымка, время от времени доносимого ветерком до пассажира, хотелось курить до одурения, до скрежета зубовного… Но не просить же затяжку у местного куркуля, у которого, наверное, даже снега зимой не выпросишь!

Кстати сказать, если не брать во внимание кальян, «заряженный», нужно сказать, совсем не табаком, Бекбулатов впервые видел, чтобы кто-то в этом мире курил. «Видимо, — думал он, покачиваясь на жесткой скамеечке в кузове своего транспортного средства, — нахватались местные у азиатов…»

Колеса тележки, запряженной какой-то непонятной животинкой — чем-то средним между ослом и невысокой лохматой лошадкой, — монотонно поскрипывали, навевая сон. Чтобы не задремать — встать-то пришлось задолго до рассвета, — Владимир пытался разговорить нелюдимого возницу, но, как и ожидалось, безрезультатно. Кроме «ja», «nein» да вполне интернационального пожимания плечами, добиться ничего путного не удалось. Штаб-ротмистр уже сожалел, что, наплевав на осторожность, ранее совершенно ему несвойственную, и положившись на русский авось, всегда его выручавший, не отправился к форту в одиночку, сэкономив целых два талера, но что сделано — то сделано, обратно не отмотаешь… Ладно хоть ехать недалеко.

Экипаж как раз взобрался на вершину бугра, покрытого редким лесом, и остановился.

Где же здесь искать то место, на котором в оставленном мире стоит дом Колуна? Хоть бы ориентир какой… Придется, наверное, заглядывать под каждый пенек в поисках норы, ведущей на поверхность из того чертова подземелья…

В глазах словно наяву встали осклизлые глиняные стены…

* * *

… По узкому и извилистому, как кишка, ходу пробирались по одному. Впереди, шел Владимир, этим фактом беря на себя всю ответственность. Желтые пятна света полицейских фонарей освещали покрытые сочащейся влагой и плесенью стены и скользкий глиняный пол, на котором ясно виднелись свежие, только начавшие заполняться водой следы.

Следуя не только инструкции, но и собственному опыту, Бекбулатов держал фонарь не прямо перед собой, а на отлете, что и спасло ему жизнь, когда за очередным изгибом туннеля стекло разлетелось вдребезги, а неведомая сила вырвала этот нехитрый, но незаменимый в подземелье предмет снаряжения из руки так резко, что что-то хрустнуло и отозвалось в снова взорвавшемся болью недавно покалеченном боку. Судя по сдавленному воплю позади, местные полицейские подобного бекбу-латовскому опыта не имели, и в подземном ходе воцарилась тьма, разрываемая только красноватыми отсветами выстрелов, которые ничего толком не освещали, а лишь дезориентировали обе стороны. Проклиная собственную самонадеянность, штаб-ротмистр, дабы не попасть под пули товарищей, видимо позабывших все правила огневого боя в тесном помещении, рухнул лицом в вонючую глиняную слякоть. Экономно расходуя патроны, как на ночных стрельбах, он открыл огонь в направлении невидимого противника, ориентируясь на вспышки выстрелов и моля Бога о том, чтобы находящиеся в тылу напарники не отстрелили ему «казенную часть» или не перестреляли в темноте друг друга.