Ага, всё правильно.

— Первый лейтенант Дитц.

Рукопожатие было ожидаемым — и ожидаемо крепким. Чего Лана не ожидала, так это того, что бритый наголо красавец (откуда их столько? Ну не по внешности же подбирали экипаж? Хотя…) с удивительной сноровкой повернёт её ладонь тыльной стороной вверх и поднесёт к губам, шершавым и жёстким, как наждак.

— Майор?!

— В русском десанте… как и в десанте Легиона, наверное… служит уйма самого разного народа. Но поверьте, лейтенант, те, с кем не стыдно сесть за один стол… все они сейчас завидуют мне. Счастливчику, удостоившемуся чести пожать руку последнему командиру Джокасты.

Холодок пополз от затылка через весь позвоночник к копчику и дальше к пяткам.

— Я не люблю вспоминать тот рейд, майор.

Собственный голос доносился до Ланы словно издалека.

— И в этом нет ничего удивительного. Я понимаю. Любой десантник понимает. Но я хочу, чтобы вы знали: в Империи одобряют ваши действия там. Все действия. До самой последней секунды. Вы всё сделали правильно. Ни в коем случае не слишком жёстко. И уж конечно, не слишком жестоко.

Холодок, весь без остатка, перетёк в голову и сконцентрировался на кончике языка, превратившись в лёд:

— Не будет ли излишней дерзостью с моей стороны заметить, что, чем бы я ни руководствовалась в своих действиях, одобрение или неодобрение их Империей не значилось — и не значится — в списке?

Что хотел (если хотел) ответить на эту отповедь Рюмин, так и осталось тайной не только для Ланы, но, возможно, и для него самого. Потому что коммодор Горобец провозгласил, громко и торжественно:

— Господа офицеры! Полковник Русанова!

Лана выразительно покосилась на Тима — это оно! смотри у меня! — развернулась, вытянувшись по стойке «смирно», ко входу в салон… и обнаружила, что смотрит прямо в тёмно-зелёные, «русановские» глаза. Глаза, глубоко посаженные и не очень большие, располагались на лице, слишком породистом, чтобы быть по-настоящему красивым. Губы сжаты так плотно, что кажутся тонкими, подбородок тяжеловат, уже наметились сладки от крыльев резко очерченного носа ко рту. Но всю свою признаваемую многими женскую привлекательность Лана, не задумываясь, променяла бы даже не на власть и влияние этой дамы — на информацию, которой она владела.

Между тем Великая княжна, благосклонно улыбнувшись представленным ей прочим легионерам, взяла курс на лейтенанта Дитц. И прибыла в точку назначения так быстро, словно воспользовалась телепортом.

Приподнятая бровь, Рюмин отбарабанивает стандартное представление и…

— Рада личному знакомству, лейтенант Дитц. Без «цезарио» вам лучше.

По званию. Значит…

— С вашего позволения, госпожа полковник, мэм! «Цезарио» выбирала не я!

Скупая усмешка:

— Ну, разумеется. Кто ж сам такое выберет? Мне сказали, вы говорите по-русски?

— Так точно, госпожа…

— Без чинов, — бросила полковник Русанова и перешла на родной язык:

— Присядем, Светлана Конрадовна. Вы разрешите так к вам обращаться?

Весь опыт Ланы пасовал перед необходимостью вести беседу с особой, стоящей на иерархической лестнице настолько выше, что как ни задирай голову — не разглядишь. Не уронить чести Легиона… как, крысий хвост?!

— Ваше высочество может…

— Ну я же сказала, без чинов! — шутливое раздражение в голосе Великой княжны могло обернуться вовсе не шуткой. — Меня зовут Наталия Андреевна.

Она грациозно опустилась в кресло, придвинутое Солдатовым. Рюмин стоял за спинкой второго кресла и делал страшные глаза, всем своим видом поторапливая Лану сесть и не выпендриваться. Что ж, будем исходить из того, что командир того же Солджера не может быть занудной формалисткой. Как это по-русски? Каков поп — таков и приход? Хорошо же, рискнём судить о попЕ по приходу, что ещё остаётся…

— Благодарю вас, — Лана уселась, подумала мгновение — и постаралась придать осанке хоть какую-то непринужденность.

— За что?

— За то, что использовали в качестве моего… отчества, да?.. моего отчества имя…

— …человека, который единственный может по праву считаться вашим отцом? Назови я вас «Светланой Кристофовной», вы, пожалуй, могли оскорбиться. И имели бы на то полное право. Мне почти ничего не известно о Кристофе Кронберге, но известного вполне достаточно. Вашего настоящего отца звали Конрад Дитц. Понимаю, что соболезнования в связи с его смертью запоздали на много лет, и всё же — примите их.

Лана на секунду склонила голову, пряча растерянность и глаза, в которых она могла мелькнуть. Такого поворота мрина не предвидела, совершенно не представляя теперь, куда может свернуть беседа. Впрочем, почему «теперь»? Ох, кисонька, до настоящих профи тебе… смотри и учись, пока есть возможность. И постарайся, всё-таки, не уронить в процессе учёбы эту распроклятую честь!

Разумеется, больше всего их беседа походила на вежливый допрос. Да это он и был. Однако Лана чувствовала, что цель допроса — выяснение не фактов и обстоятельств, полковнику Русановой уже вполне очевидно известных, а интерпретация их непосредственным участником событий. И ещё — мотивы. Наталию Андреевну интересовали мотивы действий Ланы. Интересовали больше, чем сами действия. Великая княжна явно задалась целью составить личное впечатление о ней, максимально полное и не имеющее ничего общего с казёнными донесениями. Не «что», а «почему». Не «когда», а «чем руководствовались при выборе времени». Не «где произошло», а «что привело именно туда».

— Шекспир… удачное стечение обстоятельств. Человек, чья судьба интересовала моего контрагента, долгое время жил там, где была обнаружена фальшивая база Легиона. Я редко задумываюсь о судьбе, но иногда…

— Вы понимали, что вас накачивают наркотиками?

— Конечно. У меня искусственный иммунитет к анкриту. Наши медики организовали его после одной малоинтересной истории. Тогда это казалось пикантным пустячком. Никто не предполагал, что «выстрелит», да ещё и в по-настоящему серьёзных обстоятельствах.

— Организовали — по вашей инициативе?

— Да.

Наталия Андреевна говорила только с Ланой, и та была готова поклясться, что никакого знака подано не было. Но сомневаться не приходилось — Солджер качнул подбородком после СОСТОЯВШЕГОСЯ обмена мнениями. Не приходилось сомневаться также и в том, что отслеживание ею этого обмена было замечено. И одобрено.

— Вы удачливы, Светлана Конрадовна.

— Вы не первая, кто говорит мне об этом, Наталия Андреевна.

— А кто был первым?

— Генерал Махмуд Саиди.

Что-то, подозрительно похожее на зависть, мелькнуло на лице полковника Русановой. Мелькнуло — и пропало.

— Вижу, легенды, ходящие об умении этого человека разбираться в людях, правдивы. А почему вы не сбежали? С вашей подготовкой покинуть территорию аббатства не составило бы большого труда. Вы понимали, что вас травят, и не могли не думать о том, что это может подорвать — и ведь подорвало! — ваше здоровье.