Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разумеется, в более приземленных сферах подобные откровения могли обернуться для их автора лишь жесточайшим разочарованием.
«„Логическая грамматика“, изданная в 1883 году, – пишет он, – получила достаточную известность в ученом сообществе. Мы даже попытались представить ее на конкурс в Академию наук, но труд наш был отвергнут стараниями г-на Ренана. Не найдя издателя для „Тайны Господней“, в 1891 году мы решили донести сию работу до публики посредством бесплатной раздачи брошюр и нескольких публичных чтений. В Анжере дело дошло даже до студенческих волнений: все надлежащие приготовления к лекции были уже сделаны, но замысел наш наткнулся на противостояние местных властей. В 1900 году была опубликована „Мудрость Господня“ и, тысячным тиражом, брошюра „Великая новость“ с изложением основных идей всех наших работ. Но зазывалы, которым эта великая новость была доверена, словно онемели, и продавалась она из рук вон плохо, отчего в Париже листки пришлось даже раздавать бесплатно и рассылать, вместе с книгой, во все концы света. Благодаря знакомству публики с брошюрой тираж книги был в конце концов распродан, однако известили нас об этом лишь по разорении издателя. Двух этих работ было достаточно для того, чтобы „Пти Паризьен“ посвятил нам, пусть и не впрямую, целую передовицу (от 29 июля 1904 года), озаглавленную „В гостях у сумасшедших“. Вот пассаж, имеющий до нас самое прямое касательство: речь в нем идет о некоем безумце, „объявившем о написании метафизического трактата под названием ‹Мудрость Господня›, основанного на систематическом использовании маловразумительных аллитераций и прочего откровенного вздора. Слово для этого писаки представляет собою все сущее, а сочетания разных слов выражают отношения между вещами. Недостаток места мешает мне привести даже краткие выдержки из этой книги – плода поистине воспаленного ума, – при прочтении вызывающей самое настоящее умственное помешательство. Надеюсь, читатели не будут на меня в обиде за подобную лаконичность“. Что ж, этот безумец, – продолжает Бриссе, – служивший в то время, кстати, судебным исполнителем и не имеющий с подобным словоблудием ничего общего, был, тем не менее, признателен даже за подобный отзыв и, более того, отправил в газету благодарственное письмо. Появление „Мудрости Господней“ было сродни гласу седьмой трубы Апокалипсиса, и в 1906 году мы выпустили уже том „Сбывшихся пророчеств“. Повсюду был разослан достаточно пространный буклет, отпечатанный в двух тысячах экземпляров, и, поскольку необходимо было нарушить затянувшееся молчание, на 3 июня 1906 года была объявлена лекция в Доме ученых. Впрочем, недоброжелателей хватило и на этот раз: афиши, приготовленные на весь Париж, были расклеены лишь в соседних с Домом кварталах. Пришло около пятидесяти слушателей, и в гневе мы объявили, что никому отныне будет не дано услышать глас седьмого ангела».
Тем не менее в 1913 году выходит второе издание «Мудрости Господней», по сути переписанной набело и озаглавленной теперь «Происхождение человечества». Бриссе, в частности, заявляет в ней, что преклонный возраст и недостаток сил могут помешать ему должным образом осуществить свой высший замысел: создать словарь всех языков земли.
С точки зрения юмора важность творчества Бриссе напрямую связана с его уникальной ролью камертона той смысловой линии, что связывает патафизику Альфреда Жарри, или «учение о воображаемых решениях, которое образно наделяет неясные очертания свойствами предметов, лишь только полагаемых возможными», и паранойя-критическую деятельность Сальвадора Дали, или «стихийный метод иррационального познания, основанный на истолковательно-критическом соположении фигур горячечного бреда». Поразительно, насколько творчество Реймона Русселя или литературные произведения Марселя Дюшана, осознанно или нет, оказываются созвучными идеям Бриссе, владения которого можно протянуть до самых последних попыток поэтического разложения языка (так называемой «революции в слове»), предпринимаемых Леоном-Полем Фаргом, Робером Десносом, Мишелем Лейрисом, Анри Мишо, Джеймсом Джойсом и членами молодой американской школы Парижа.
В царстве слов существует множество Законов, доселе никому не ведомых, самым важным из которых является тот, согласно которому отдельный звук или последовательность аналогичных звуков, произнесенных четко и различимых для слуха, могут выражать совершенно разные вещи посредством различного написания этих слов и имен собственных или же благодаря возможности по-разному их понимать. И наоборот: все идеи, высказанные при помощи сходных звуков, имеют одинаковое происхождение и, в принципе, относятся к одному и тому же феномену. Вот, например, такая последовательность звуков:
Les dents, la bouche. Les dents la bouchent, L’aidant la bouche.L’aide en la bouche. Laides en la bouche. Laid dans la bouche. Lait dans la bouche. L’est dam le a bouche. Les dents-là bouche[23].
Когда я говорю: Les dents, la bouche, это вызывает вполне определенные и знакомые ассоциации, а именно, что зубы находятся во рту. Однако важно суметь проникнуть за пределы конкретного слова и прочесть те строки Книги Бытия, что скрыты в нем за семью печатями. Сегодня эта книга нам доступна – попробуем прочесть, что же таится за словами les dents, la bouche.
Зубы прикрывают вход в ротовое отверстие, которое, в свою очередь, смыкаясь, помогает зубам осуществлять эту защиту: les dents la bouchent, l’aidant la bouche.
Зубы могут оказывать во рту самую разную помощь (l’aide), находясь внутри него (en la bouche), но зачастую могут выглядеть в своем укрытии некрасиво (laides en la bouche), так что и весь рот покажется уродливым (laid). Но временами, наоборот, зубы сияют белизной, подобной молоку, и тогда это lait dans la bouche.
L’est dam le a bouche следует понимать таким образом: во рту может быть некий dam, беда или ущерб, например зубная боль. Нельзя, меж тем, не отметить, что dam оказывается одного происхождения с зубом, dent. Наконец, les dents-là bouche означает: заткни-ка эти свои зубы, в смысле – умолкни.
Все, что таким образом оказывается вписанным всего в одном слове и легко читается внутри него, верно той неотвратимой истиной, что не знает границ. Все, что говорится на одном из языков земных, говорится для всей вселенной и отзывается в каждом ее уголке; ведь зубы в действительности могут быть и подмогой во рту, и уродством – пусть другие языки мира не говорят об этом так же ясно как французский, но они прекрасно выражают много иных ничуть не менее важных вещей, о которых наш язык умалчивает. Но это не сами языки договорились между собою; это Разум Всевышнего, творец всего сущего, он один предначертал Книгу Бытия. Как же можно было утаить столь очевидную мудрость от всех нас, обитателей земли?
Здесь и кроется тот ключ, что способен отомкнуть все книги слова. ‹…›