Я закрываю глаза от нахлынувших эмоций. Константин был здесь, я знаю, что он был, прямо здесь, в моей квартире. Он взял маленькую птичку на память.

Я должна оправдать его.

Я должна знать, виноват ли отец в том, о чем говорил Константин.

У меня такое ощущение, что рот набит ватой. Я, спотыкаясь, иду на кухню, чтобы взять бутылку воды из холодильника. Прислоняюсь к тумбе, чтобы не упасть, но слишком слаба, чтобы открыть крышку. Ругаясь под нос, ненавидя себя за слабость и беспомощность, я сосредотачиваюсь.

Делаю глубокий вдох. Откручиваю крышку и выпиваю полбутылки.

Пытаюсь собрать воедино следующий шаг.

Нужно добраться до дома моих родителей. Это может быть самым простым шагом из всех.

Держа бутылку воды так, словно это мой спасательный круг, я неуклюже возвращаюсь в постель. Теряя сознание, я падаю и позволяю своим отяжелевшим конечностям погрузиться в матрас.

Ладно, хорошо.

Первый шаг — позвонить им.

Поехать в дом мамы и папы.

Скрываться от полиции.

Изобразить замешательство.

Залезть в папин ноутбук.

Поискать информацию.

Я делаю еще один глоток воды и неуклюже чуть-чуть проливаю на себя. Вытираю с щек, с удивлением обнаруживая, что они влажнее, чем я ожидала. Я плачу? Я плачу. Окей, это только усилит мои мольбы о помощи, когда я позвоню.

Я нажимаю на телефон.

— Набери маму.

Звонит телефон. Моя мама отвечает после второго гудка.

— Клэр?

— Это я, — говорю я, мой голос хриплый и неровный.

Ее тон резок.

— Где ты?

— Дома.

— Ты здесь?

Не будь такой дурой, — хочу сказать ей.

— В своей квартире.

— Ты одна?

— Да.

— Сейчас кто-нибудь быстро приедет за тобой, — пауза. — Ты ранена? — она говорит это, словно только что вспомнила, и лишь это меня ранит.

Я помню, как Константин заботился обо мне. И этот вопрос он бы спросил в первую очередь.

Нельзя так думать.

Кладу руку ладонью вниз на живот и игнорирую боль в сердце.

— Нет, — вру я.

Ей все равно, если мне будет больно. Может быть, она даже предпочла бы, чтобы я не возвращалась, тогда у нее будет бесконечное внимание, трагедия, которую можно носить как плащ. В моем горле образуется комок, и я с трудом сглатываю.

Я должна оставаться сосредоточенной.

Даже если никогда больше его не увижу.

Даже если все чувства были не более чем притворством.

Даже если все, на что я надеялась, было только в моем воображении.

Он не убивал Рокси, и теперь я это знаю.

Я помогу ему найти того, кто это сделал.

Время течет медленно, пока я, спотыкаясь, расхаживаю по квартире, пытаясь привести себя в порядок. Нет времени на душ, поэтому я провожу пальцами по волосам и почти слышу его голос. Ты прекрасно выглядишь.

Такой человек, как он, не лжет. Он может быть преступником, и он, возможно, совершал ужасные поступки, но ложь никогда не входила в их число, если только… Нет, я не буду думать об этом сейчас. Он никогда не давал мне обещаний, и я не могу подвергать это сомнению.

Брызгаю водой на лицо и чищу зубы. Я представляла, как было бы приятно снова оказаться дома, в собственном частном убежище. Я много лет работала над тем, чтобы мой дом был местом комфорта и роскоши, местом, где можно расслабиться. Но сейчас я так не чувствую. Теперь я чувствую себя одиноким изгоем. По коже бегут мурашки от желания уйти, и я смутно задаюсь вопросом, не действие ли это препарата, которым он меня накачал.

Мое сердце говорит, это что-то другое.

Я невесело смеюсь про себя, когда вспоминаю слова матери. Кто-нибудь приедет за тобой.

Если бы Константин боялся за мою безопасность, а потом я позвонила ему, он бы никого не послал. Он пришел бы сам. Хотя мне интересно, выпустил бы он меня когда-нибудь из виду.

Он наблюдает за мной?

Я оглядываю свою квартиру, гадая, установил ли он камеру.

Он сказал мне уходить.

Я закрываю глаза, заставляя себя сосредоточиться на том, что должно произойти дальше. Не могу позволить своему сердцу и мозгу воевать друг с другом и потерять концентрацию. Не могу.

Делаю еще несколько глотков воды, выпрямляюсь и расправляю плечи.

Я выгляжу по-другому. Взрослее. Более измученной.

Раздается стук в дверь. На одну дикую, безумную минуту я представляю, что это Константин.

— Да?

— Я здесь, чтобы отвезти вас в дом отца, мисс Валенсия.

Я вздыхаю. Значит, он работает на моих родителей. Я осторожно отталкиваюсь от туалетного столика и направляюсь к двери. Смотрю в глазок и вижу ожидающего водителя в форме. С еще одним принужденным вздохом я открываю дверь.

Он улыбается мне, затем коротко кивает.

— Приятно видеть, что вы в безопасности, мэм. Родители дали мне инструкции отвезти вас домой.

— Я уже дома, — говорю я, но обращаюсь к его спине, и мои протесты, скорее всего, ничего для него не значат. Дом родителей — это не мой дом. Я создала себе свой. Не знаю, почему именно сейчас это важное различие для меня.

Я сажусь на заднее сиденье машины, пристегиваюсь и закрываю глаза. У меня все еще кружится голова, почти как с похмелья. Я держусь за голову, пока мы едем по улицам, которые вернут меня в дом моего отца.

Я бы хотела, чтобы Константин был со мной. Я никогда раньше не боялась своих родителей. Не знаю, почему. Возможно, я боюсь, что они увидят правду, не спросив ни слова. Что они узнают, что я трахалась с Константином. Что он прикасался ко мне. Что он доводил меня до оргазма снова, и снова, и снова. Что я выкрикивала его имя. И он хлестал меня по заднице.

Я никогда не была более живой, чем за то короткое время, что провела с ним, и все остальное теперь кажется тусклым, что мне хочется плакать.

Когда я была с Константином, я наконец-то, впервые в жизни почувствовала, будто что-то значу.

— Пресса была предупреждена, мисс, — с гордостью говорит водитель. — Я подозреваю, что возле дома будет несколько репортеров, готовых к вашему заявлению. Так приятно будет увидеть вас дома, мисс Валенсия.

Я даже не помню его имени.

— Спасибо, — я смотрю в окно, как машины и улицы проносятся мимо, как будто мы на карусели. — Как папа?

— Он был обезумевшим из-за вашего похищения, мисс, но в остальном в добром здравии. Ваша мать так же.

Я не спрашивала о матери.

Поездка короткая, и мы подъезжаем к дому родителей сразу после наступления темноты. Я чувствую себя растрепанной и сбитой