— Снорри был здесь во вторник, продавал на рынке рыбу. А про корабль придется забыть, никто из местных его в глаза не видел. Говорят, парень слегка не в себе.

Геро махнул рукой в сторону противоположного берега.

— Он живет на побережье, день пути туда и обратно. Нам нужен будет проводник, чтобы пройти через болота, но мы не можем допустить, чтобы кто-то узнал о наших целях.

Вэланд уже догадался, к чему все идет. Геро сел.

— Будь моя воля, я бы не связывался с этим Снорри. Валлон, наверное, уже получил деньги и сможет нанять любое судно. А если мы пойдем сейчас блуждать по болотам, то вернемся в Норвич только завтра.

Он помолчал.

— А ты как считаешь?

Вэланд встал и направился к парому.

— Ты не хочешь, чтобы я пошел с тобой?

Вэланд махнул рукой. Нет.

Геро поспешил к нему, протягивая кошелек.

— Возьми на тот случай, если у него есть корабль. Пусть знает, что у нас серьезные намерения.

Тропинки, устланные вязанками прутьев, вели через болота, чередующиеся с торфяниками, солончаками и небольшими сухими островками, чьи обитатели, странным образом похожие друг на друга, грозили ему кулаками и швыряли комья грязи, прогоняя его прочь. Разобраться в направлениях путей, многие из которых заканчивались тупиками в зарослях камыша или исчезали в болотных топях, Вэланду так и не удалось. Тогда он решил двигаться собственным маршрутом, перепрыгивая с кочки на кочку, пока не уперся в затон, слишком глубокий, чтобы перейти его вброд, и слишком болотистый, чтобы обойти стороной. Оказавшись перед непреодолимым препятствием, он повернул в сторону моря и пошел вдоль берега, переправляясь через вымытые приливами ямы, достаточно обширные, чтобы в них могла провалиться телега с лошадью. Плоская местность не давала возможности осмо-греться вокруг, и Вэланд то и дело забредал на уходящие в море отроги суши и песчаные косы.

Было уже далеко за полдень, когда он подошел к устью глубокой стоячей протоки. Сокольник вытер пот со лба. Вверх по руслу до горизонта простирались заросли тростника, в гуще которого Вэланд увидел жалкую лачугу, сооруженную из обломков досок и звериных шкур. Он напился дождевой воды из бочки, стоящей рядом с шалашом, и осмотрелся. Шелест тростника был похож на возмущенный шепот. Вэланд шел к песчаной отмели, подставляя лицо соленому ветру. Солнце слепило глаза мириадами зеркальных отблесков на воде. Над ним что-то со свистом пролетело. Задрав голову, Вэланд увидел стайку птиц, сначала рассыпавшихся в стороны, а затем вновь сбившихся в кучу. Сокол взмыл вверх после безрезультатного налета, оглянулся и снова бросился камнем вниз. Птицы опять разлетелись, напуганные пикирующим хищником, и опять собрались в плотную стаю с тихим посвистом крыльев. Сокол вонзался в стаю, проваливаясь между ускользающими птицами, то чернеющими на фоне неба, то почти невидимыми в ослепительно-ярком сиянии моря.

Сокол расправил крылья и спланировал на выбеленную корягу, выброшенную приливом на берег. Прежде чем сняться, он почистил клювом перья и низко полетел над морской гладью.

Обернувшись, Вэланд увидел стоящую на лугу девушку, ее длинные светлые волосы светились в солнечных лучах. У него захватило дух. Прикрываясь ладонью от солнца, он увидел, как пес бросился к незнакомке.

— Нет!

Животное остановилось в изумлении и обернулось, неуверенно виляя хвостом. Вэланд подбежал и схватил пса за холку. Сердце его тяжело ухало в груди. Девушка повернулась к нему, и он заглянул в ее бледно-голубые глаза.

— Почему ты на меня так смотришь? — спросила она Вэланда.

Сокольник провел ладонью перед глазами.

— Я подумал, что ты… Да нет, это неважно.

— Это самая большая собака, которую мне доводилось видеть. Можно я ее поглажу?

— На твоем месте я бы этого не делал. Он не любит чужаков.

Пес вырвался и, встав на дыбы, толкнул девушку передними лапами в плечи. Упав на спину, она засмеялась и отпихнула его от себя. Пес повалился на бок и стал кататься по траве, словно щенок. Девушка села на колени и погладила зверю грудь. Она подняла на Вэланда глаза, смахивая с лица упавший локон. Внутри сокольника что-то оборвалось.

— Я ему нравлюсь.

— Ты ему кое-кого напоминаешь.

— Как его зовут?

— У него нет клички. Мне недосуг было ее придумывать.

— Странно. У всех собак есть имена. Как и у людей. Мое — Сиз, а тебя как звать?

— Вэланд.

— Ты смешно разговариваешь. Где ты живешь?

— Нигде. У меня нет дома. Я пришел из Нортумбрии.

— Это очень далеко отсюда?

— Да.

— Дальше Линна я ничего не знаю. Ну, только небеса еще. Ты ищешь Снорри?

— Может, и его. У него есть корабль?

— Нет, только маленькая плоскодонная лодка.

За исключением светлых волос и огромных сияющих глаз, девушка ничем не походила на его сестру. Она была настолько худа, что он поначалу принял ее за изнуренного голодом ребенка, однако, если она и была младше его, то ненамного. Заношенная рубаха была разорвана у ворота, частично обнажая ее белую, но не очень чистую грудь.

Она скрестила руки, обхватив ими свои костлявые белые плечики.

— Ты продолжаешь на меня пялиться. Это невежливо.

— Извини.

— Извиняю.

— Что?

— Я прощаю тебя.

Его сердце наполнилось печалью.

— Мне пора идти, — сказал он. — Как быстрее всего добраться до Линна?

Она ничего не ответила.

— Хорошо, сам найду дорогу. — Он потоптался на месте и пробормотал: — Что ж, ладно.

— Я никогда не видела корабль. Снорри спрятал его где-то на болотах.

Вэланд поглядел на покачивающийся тростник.

— А когда он вернется, ты знаешь?

— Скоро. Он ловит рыбу, ушел еще на рассвете.

— А какой он?

— Он отвратительный.

Вэланд сел на траву. Девушка последовала его примеру. Они молча смотрели друг на друга. Вэланд разломил галету пополам.

— Как тебя зовут?

— Сиз. Я тебе уже говорила, ты невнимателен.

Он улыбнулся. Так бы могла сказать и его сестра. Она схватила галету обеими руками и с жадностью голодного животного принялась есть, исподтишка поглядывая на него. Девушка была такая тощая, что, казалось, он мог рассмотреть кости сквозь ее бледную кожу. Сокольник отдал ей и свою часть галеты.

— Я уже ел, — сказал он и пошел к морю.

— Он возвращается.

Из болот показалась лодка, стоящий в ней человек правил шестом, удерживая его одной рукой и прижимая к груди культей другой. Еще одно увечье, бросающееся в глаза, — клеймо на лбу, прожженное до кости. Отталкивающий тип, с какими-то скомканными чертами, с практически полностью отсутствующим подбородком и скудной клочковатой бороденкой, запачканной остатками пищи и соплями.