А пока Шон попросил меня допросить свою жену, которая была директором школы и являлась начальницей Хендерсона.

– Я уверен, что она не имела ни малейших подозрений в отношении Марка Хендерсона, – сказал он. – Думаю, она о нем довольно высокого мнения, но с ней надо обязательно побеседовать, а я, по понятным причинам, не могу этого сделать сам.

Он сообщил, что она будет ждать меня в школе.

Если она меня и ждала, то ее поведение никак об этом не говорило. Я застала ее, когда она, стоя на четвереньках на полу и прижавшись щекой к ковру, заглядывала под шкаф. Я вежливо кашлянула, и она испуганно подняла голову.

– Миссис Таунсенд? Я сержант уголовной полиции Морган. Эрин.

– О! Да.

Она покраснела и поднесла руку к шее.

– Потеряла сережку, – объяснила она.

– Судя по всему, сразу обе, – заметила я.

Она издала странный пыхтящий звук и жестом предложила мне сесть. Прежде чем сесть самой, она поправила блузку и разгладила серые брюки. Если бы меня попросили описать, как я представляю себе жену инспектора Таунсенда, то образ был бы другой. Привлекательная, хорошо одетая, подтянутая – не исключено, что занимается марафоном или троеборьем. Хелен же была одета так, будто ей лет на двадцать больше. Она была бледной и неспортивной – так выглядят люди, редко выходящие из дома и не бывающие на солнце.

– Вы хотели поговорить со мной о Марке Хендерсоне. – Слегка нахмурившись, она перевела взгляд на стопку бумаг на столе. Никаких прелюдий и преамбул – сразу к делу. Может, этим она и нравилась инспектору.

– Да, – подтвердила я. – Насколько я понимаю, вы в курсе обвинений, выдвинутых Джошем Уиттакером и Линой Эбботт?

Она кивнула и поджала тонкие губы.

– Муж мне вчера рассказал. Для меня, уверяю вас, это явилось полным откровением.

Я открыла рот, чтобы задать вопрос, но она меня опередила:

– Я приняла Марка Хендерсона на работу два года назад. Он пришел с отличными рекомендациями, а результаты его работы весьма обнадеживали. – Она просмотрела несколько бумаг, лежавших на столе. – У меня есть конкретика, если вас это интересует.

Я покачала головой, но она опять не дала мне заговорить и продолжила:

– Кэти Уиттакер была ответственной и прилежной девочкой. У меня тут есть ее оценки. Да, прошлой весной у нее начался небольшой спад, но он длился недолго, и она все наверстала к… к… – Она провела рукой по глазам. – Наверстала к лету. – Она чуть поежилась.

– Значит, не было никаких подозрений, не ходило никаких слухов?..

Она наклонила голову набок.

– Про слухи я ничего не говорила. Детектив… э-э… Морган. От слухов, которые гуляют по обычной средней школе, у вас бы волосы встали дыбом. Не сомневаюсь, – сказала она, и уголок ее рта дернулся, – что при желании вы легко вообразите, какие вещи они говорят и пишут обо мне и миссис Митчелл, учительнице физкультуры. – Она помолчала. – А вы встречались с Марком Хендерсоном?

– Встречалась.

– Тогда вы поймете. Он молод. Привлекателен. А девочки – на то они и девочки! – придумывают о нем всякие небылицы. Все что угодно. Но нужно уметь отличать их домыслы от правды. Полагаю, что я отличала. И по-прежнему так считаю.

Я снова хотела вмешаться, но она продолжила.

– Должна вам сказать, – заявила она, повышая голос, – что я отношусь к этим «признаниям» с большим недоверием. С очень большим, учитывая их источник и время.

– Я…

– Я понимаю, что первым об этом сообщил Джош Уиттакер, но не удивлюсь, если за всем этим стоит Лина Эбботт – Джош в ней души не чает. Если Лина хотела отвлечь внимание от своих собственных грехов – например, приобретения запрещенного лекарства для подруги, – уверена, что убедить Джоша рассказать такую историю ей бы не составило никакого труда.

– Миссис Таунсенд…

– Также я должна упомянуть о том, что между Линой Эбботт и Марком Хендерсоном кое-что было, – продолжала она, не давая мне сказать.

– Кое-что?

– Пара ситуаций. Во-первых, ее поведение не всегда похвально.

– В каком смысле?

– Она флиртует. И не только с Марком. Судя по всему, ее воспитали так, что она считает это самым простым способом получить желаемое. Кокетничают многие девочки, но Марк считал, что она заходит слишком далеко. Позволяла себе отпускать замечания, трогать его…

– Трогать его?

– За руку – ничего криминального. Подходила слишком близко, как поется в песне. Мне пришлось поговорить с ней. – Она поморщилась. – Я сделала ей замечание, но она, конечно, не восприняла это всерьез. По-моему, ответила что-то типа: «Он сам этого хотел».

Я невольно рассмеялась, и она нахмурилась.

– В этом нет ничего смешного, детектив. Такие поступки могут иметь очень серьезные последствия.

– Да, конечно. Я знаю. Извините.

– Да. Хорошо. – Она снова поджала губы как классическая школьная дама. – Ее мать тоже не восприняла это всерьез. Что неудивительно. – Она покраснела, на ее шее от гнева проступили красные пятна, а голос зазвенел. – Что неудивительно! Все это кокетство, бесконечное хлопанье ресницами и перебирание волос, эта назойливая демонстрация сексуальной доступности – откуда Лина всего этого набралась?

Она глубоко вздохнула и отбросила прядь волос с глаз.

– И во-вторых, – заговорила она уже спокойнее, взяв себя в руки, – весной произошел один инцидент. На этот раз не флирт, а агрессия. Марку пришлось выставить Лину из класса за вызывающее и оскорбительное поведение, когда она позволила себе сквернословить при обсуждении изучаемого произведения. – Она сверилась с записями и подняла бровь. – Полагаю, что это была «Лолита» Набокова.

– Что ж… интересно, – заметила я.

– Именно! Не исключено, что книга даже могла подсказать ей идею подобных обвинений, – кивнула Хелен, хотя я подумала совершенно о другом.

Вечером я поехала в свое временное жилище на берегу. В сгущавшихся сумерках оно выглядело как-то особенно сиротливо, белые березки казались призрачными, а вода журчала не весело, а угрожающе. На берегу и склоне холма напротив – ни души. Никто не услышит крика. Во время утренней пробежки здесь царила идиллия. А теперь заброшенная хижина казалась декорацией к фильму ужасов.

Я открыла дверь и быстро осмотрелась, стараясь не искать взглядом пятна крови на стенах. Внутри было чисто, в воздухе стоял терпкий цитрусовый запах моющего средства, дрова сложены в аккуратную поленницу возле камина. Все довольно скромно и больше похоже на хижину, чем коттедж: всего две комнаты – гостиная с примыкающей кухней и спальня с небольшой двуспальной кроватью и сложенными на ней чистым бельем и одеялом.

Я открыла дверь и окна, чтобы проветрить и избавиться от искусственного запаха лимона, взяла банку пива, купленного по дороге в местном магазине, и устроилась на ступеньках крыльца, наблюдая, как лучи заходящего солнца превращали бронзовый папоротник на склоне холма в золотой. Видя, как удлиняются тени, я чувствовала, что уединение уступает место одиночеству, и достала телефон, еще не зная, кому собираюсь звонить. Но тут выяснилось, что связи здесь нет. Я встала и принялась ходить, размахивая телефоном в воздухе, – сигнала не было. Он появился только у самого края берега, рядом с которым выступала пара свай. Я немного постояла, наблюдая, как к ногам пытается подобраться темная вода неглубокой в этом месте реки. Мне показалось, что я слышу чей-то смех, но поняла, что это просто журчание воды, ловко огибающей камни.