– Потому что он заслужил. Потому что я его ненавижу. – Он разрыдался.

– Пойдем, – сказал я, забирая велосипед. – Я отвезу тебя домой.

Но Джош схватился за руль.

– Нет! – всхлипывал он. – Вы не можете. Я не хочу, чтобы мама узнала. Или папа. Им нельзя об этом знать, нельзя…

– Джош. – Я снова присел на корточки и положил руку на седло велосипеда. – Все в порядке. Все не так страшно. Мы все уладим. Честно. Это не конец света.

– Вы не понимаете, – заскулил он. – Мама ни за что меня не простит.

– Ну конечно, простит! – Я чуть не засмеялся. – Она, конечно, огорчится, но ты не сделал ничего ужасного, никому не причинил боль…

Его плечи вздрагивали.

– Мистер Таунсенд, вы не понимаете. Вы не понимаете, что я сделал.

В конце концов я отвез его в участок. Я не знал, как поступить: домой он ехать отказывался, а оставить его на дороге в таком состоянии я тоже не мог. Я усадил его в задней комнате, заварил ему чай и попросил Келли сбегать купить печенья.

– Мы не можем его допрашивать, сэр, – предупредила Келли, занервничав. – Необходимо присутствие законного взрослого представителя.

– Я не собираюсь его допрашивать, – раздраженно бросил я. – Он испуган и не хочет ехать домой.

От этих слов на меня нахлынули воспоминания. «Он испуган и не хочет ехать домой». Я был младше Джоша, мне исполнилось всего шесть лет, и за руку меня держала женщина-полицейский. Не знаю, какие из моих воспоминаний настоящие: я столько раз слышал отличающиеся друг от друга истории, рассказанные разными людьми о тех событиях, что мне трудно отделить вымысел от реальности. Но в этом воспоминании мне было страшно, я весь дрожал, рядом со мной стояла дородная женщина и гладила меня по голове, чтобы успокоить, прижимая к себе, а где-то надо мной полицейские продолжали обсуждать случившееся.

– Он испуган и не хочет ехать домой, – объяснила она.

– Ты можешь забрать его, Дженни? – спросил отец. – Забрать к себе домой?

Точно! Дженни. Женщина-констебль Сейдж.

От воспоминаний меня оторвал звонок телефона.

– Сэр?

Звонила Эрин.

– Сосед с другой стороны видел убегавшую девушку-подростка. Длинные волосы, джинсовые шорты и белая футболка.

– Лина. Ну, конечно!

– Да, похоже на то. Хотите, чтобы я ее привезла?

– На сегодня с нее хватит. Удалось связаться с владельцем дома? С мистером Хендерсоном?

– Пока нет. Я звонила несколько раз, но его телефон сразу переключается на голосовую почту. В прошлый раз он что-то говорил о невесте, но ее номера у меня нет. Они могут быть уже в самолете.

Я отнес Джошу чай.

– Послушай, – обратился к мальчику я, – нам надо связаться с твоими родителями. Я хочу им просто сообщить, что ты здесь и с тобой все в порядке, хорошо? Я не стану пока им ничего говорить, просто скажу, что ты расстроен и я привез тебя в участок. Так пойдет?

Он кивнул.

– А потом ты расскажешь, из-за чего так расстроился, и мы подумаем, что с этим делать.

Он снова кивнул.

– Но когда-нибудь тебе все равно придется объяснить историю с домом.

Джош пил чай и изредка икал, еще не полностью оправившись от эмоционального потрясения. Он изо всех сил сжимал кружку и шевелил губами, будто пытаясь мне что-то сказать.

Наконец он поднял на меня глаза.

– Что бы я ни сделал, – произнес он, – это обязательно кого-нибудь расстроит. – Потом покачал головой. – Нет, не так. Если я поступлю правильно, то все огорчатся, а если неправильно – то нет. Но так ведь не должно быть?

– Не должно, – согласился я. – И я не думаю, что ты прав. Я не могу представить ситуацию, в которой твой правильный поступок всех огорчит. Одного-двух – возможно, но если поступок правильный, то наверняка найдутся те, кто это поймет и будет тебе благодарен.

Он снова нерешительно пожевал губу.

– Понимаете, – произнес он, и его голос опять задрожал, – плохое уже случилось. Я опоздал. И правильный поступок сейчас уже ничего не исправит.

Он снова заплакал, но не так, как раньше. Он уже не рыдал и не паниковал, а плакал от горечи, как плачут люди, потерявшие последнюю надежду. Он был в отчаянии и не мог этого больше выносить.

– Джош, я должен позвать сюда твоих родителей, – сказал я, но он вцепился мне в руку.

– Пожалуйста, мистер Таунсенд. Пожалуйста.

– Я хочу помочь тебе, Джош. Правда хочу. Расскажи, что тебя так расстраивает.

Я помню, как сидел на теплой кухне – не нашей – и ел тосты с сыром. А рядом сидела Дженни. «Ты можешь рассказать мне, что случилось, милый? Пожалуйста, расскажи мне». Я ничего не сказал. Ни единого слова.

Но Джош был готов поделиться. Он вытер глаза и шмыгнул носом. Потом откашлялся и выпрямился на стуле.

– Это про мистера Хендерсона. Мистера Хендерсона и Кэти.

Четверг, 20 августа

Лина

Все началось как шутка. С мистером Хендерсоном. Как игра. Мы уже играли в нее с учителем биологии мистером Фрайаром и тренером по плаванию мистером Макинтошем. Нужно было заставить их покраснеть. Мы делали это по очереди. Сначала пробовала одна, а если у нее не получалось, наступала очередь второй. Можно было делать что угодно и когда угодно, главное, чтобы мы обе присутствовали, потому что других способов проверки не было. Никого больше мы в игру не посвящали, это было нашим секретом – только моим и Кэти, – и я даже не помню, кто предложил это первым.

С Фрайаром я была первой, и мне понадобилось секунд тридцать. Я подошла к его столу, улыбнулась ему и закусила губу, когда он объяснял что-то насчет гомеостаза, а я наклонилась, чтобы ворот блузки раскрылся пошире – и вуаля! С Макинтошем оказалось сложнее, потому что он привык видеть нас в купальниках и на голую кожу вряд ли бы среагировал. Но Кэти все-таки это сделала, прикинувшись милой, застенчивой и немного смущенной, когда заговорила с ним о фильмах про кунг-фу, которые, как мы знали, он просто обожал.

С мистером Хендерсоном все вышло совсем по-другому. Первой пошла Кэти, потому что добилась успеха с мистером Макинтошем. После урока, пока я убирала книги как можно медленнее, она подошла к его столу и присела на край. Она улыбнулась ему, подалась немного вперед и начала что-то говорить, но он вдруг резко вскочил, отодвинул стул и сделал шаг назад. Она продолжала, но уже больше по инерции, а когда мы уходили, он проводил нас злым взглядом. На мою же попытку он отреагировал зевотой. Я старалась изо всех сил, подходила совсем близко, улыбалась, трогала волосы и шею, кусала нижнюю губу, но он просто зевал. Не напоказ. Как будто ему действительно было скучно.

Я не могла пережить, что он смотрел на меня как на пустое место и не находил во мне ничего привлекательного. Я не хотела больше играть. Во всяком случае, с ним. В этом не было никакого веселья. Он вел себя как полный придурок. На вопрос Кэти, серьезно ли я так считаю, я ответила, что очень даже, и она не стала настаивать на продолжении. На этом все закончилось.