Да уж, мама родная не узнает… Не рассказывать же этой парикмахерше, что никакой мамы она и не помнит, что росла сама по себе, как трава в огороде. Что никто ее никогда не любил…

А может, и сейчас никто не любит. Зря она понадеялась на быстрое счастье. Вон, Лешик даже в одну постель с ней не ложится, а сама она не умеет к нему подластиться – не научилась этому нехитрому делу… Опыта нет. Откуда ему было взяться-то?

* * *

…А однажды Лесе показалось, что в праздно гуляющей толпе она ясно увидела идущего далеко впереди Сашу – и не столько увидела, сколько почувствовала вдруг его близкое присутствие, бросилась догонять, расталкивая прохожих, но тут же и потеряла его из виду, бежала еще долго, так просто, в отчаянное свое никуда, пока не упала, обессилев, на скамейку около маленького кафе. Отдышавшись, посмотрела вдруг на себя со стороны, как будто кто-то невидимый резко и сильно встряхнул ее за хрупкие плечи: смотри, это же ты сидишь, бледная и дрожащая, со спутанными мокрыми волосами, с глазами-дырками, жадно заглядывающими в лица прохожих! Смотри, благополучная и счастливая Леся Ростовцева, что с тобою сделалось – ты стала похожа на жалкую женщину, которая упорно ищет своего хозяина и повелителя и от которой уже ничего, совсем ничего прежнего не осталось – ни легкого веселого обаяния, ни кокетливой и капризной лености, ни приятного легкомыслия – ничего…

Из открытой двери кафе плотной волной выплеснулся на улицу запах жарящихся люля-кебабов и обволок ее всю, заставив желудок резко сжаться в судорожном спазме. Следующая волна запаха подкатила уже к самому горлу, и затошнило так сильно, что закружилась голова, и пробило холодным потом, и задрожало мелко все тело. «Боже, что это со мной?» – испуганно подумала Леся, без сил откидываясь на спинку скамейки. И тут же догадалась – что… Именно то самое, что происходило с ней обычно в самые ранние сроки беременности – необъяснимое природой свойство организма бурно реагировать на запах жареного мяса. «Вот только этого мне не хватало!» – запаниковала она, с трудом сдерживая судорожные спазмы и быстро проводя в уме нехитрые женские вычисления. Но тут же и успокоила себя – нет, быть этого не может. Это организм так на стресс реагирует. А как все это еще назвать? Только стрессом и можно назвать… Причем очень злым стрессом… Который она сама для себя организовала, выходит. После такого стресса и умереть можно, не только бедный организм из строя вывести…

Вдруг ужасно стало жалко себя, такую потерянную и несчастную. И сильно захотелось домой, в свой северный город, в свою обустроенную уютную квартиру, в удобную ванную, в красивую бело-голубую спальню, в свою обыденную и, как ей казалось, надоевшую до чертиков жизнь с заботливым Лешиком рядом, с уютными посиделками на кухне в обществе подруги Таньки… Конечно же, не подруги, но она так к ней привыкла! Да и неважно это сейчас, подруга ей Танька или не подруга… Пусть приходит, пусть сидит у них каждый вечер, кому она мешает, по большому счету?

Домой, домой! У нее есть свой дом! И в самом деле, чего она здесь так долго и одержимо ищет, в этом мокром чужом городе, что это случилось с ней такое страшное, диктующее свои жестокие правила? Немедленно надо лететь домой…

И следом прилетевшая мысль ожгла запоздало – она ведь даже Лизу первого сентября в школу не проводила! Да как же так получилось, господи? Как же она могла? Как же стыдно это осознавать вдруг, нестерпимо стыдно… Что произошло с ней такое ужасное, темное, злое? И почему только сейчас она это увидела и осознала?

Леся резко поднялась со скамьи, тряхнула сильно головой, прогоняя остатки тошнотворной судороги, быстро пошла к автобусной остановке. Через час, собрав вещи и бросив по Сашиному примеру ключи от квартиры в почтовый ящик, она уже ловила такси, чтобы ехать в аэропорт, поскорее из этого жуткого и красивого города-искусителя, подальше от порочного черноглазого Саши и от необъяснимого сумасшествия…

Уже сидя в такси, она вспомнила вдруг, что давно не ставила на зарядку мобильник, и махнула рукой, подумав: «Попрошу у кого-нибудь телефон, позвоню Лешику из аэропорта, пусть встретит! Вот билет куплю – и позвоню…»

Свободные места оказались только на ранний утренний рейс. Возвращаться к Люде не хотелось, да и не было в этом уже никакого смысла. Просидела ночь в кресле зала ожидания, зато телефон удалось зарядить. Но он выдавал ей одни длинные пугающие гудки, и трубку домашнего телефона никто не взял даже ночью. Потом оказалось, что мобильник Лешика вообще заблокирован, и это тоже было очень странно… «Наверное, на дачу к матери уехали! – успокаивала себя Леся, глядя в темноту иллюминатора. – У них на даче плохо со связью… Но это и хорошо! Они с Лизой приедут с дачи, а я дома их встречу, как будто никуда и не пропадала…»

Она крепко уснула, свернувшись в самолетном кресле калачиком и уютно поджав под себя замерзшие ноги, и проснулась от голоса бортпроводницы, жизнерадостно призывающей всех пассажиров дружно пристегнуть привязные ремни: «Наш самолет идет на посадку…»

* * *

Открыв ключом дверь, Леся на цыпочках вошла в прихожую, прислушалась. Квартирная тишина была неуютно-пугающей, в сером утреннем свете привычные ранее вещи казались чужими и незнакомыми. Вроде все то же, и что-то не то…

На кухне, прислоненный к стоящей на столе сахарнице, бросился в глаза исписанный мелким аккуратным Лешиным почерком листочек. Леся растерянно взяла его в руки, начала читать. Квадратные буковки прыгали у нее перед глазами, никак не желая складываться в слова. Чего это такое он пишет? Живи как хочешь… Так продолжаться не может… А, вот про Лизу что-то. Ага… Лизу не отдаст… Только к концу письма до нее дошло горькое осознание того, что ее замечательный муж ушел и забрал с собой дочь и что такое событие каким-то странным образом смогло произойти в ее жизни. Не укладывалось в голове, никак не укладывалось! Как так, почему? Это же Лешик, который всегда любил ее беззаветно! Да как он мог…

А может, она не поняла что-то? Надо еще раз внимательно перечитать! Что он тут пишет такое? Да, вот отсюда… Самый конец письма…

«…Устраивай спокойно свою новую судьбу, по своему собственному сценарию – ты ведь именно за этим и уехала в Сочи, правда? Надеюсь, у тебя все получится. И мне тоже позволь устроить свою судьбу так, как я счел это нужным…» – дочитала она последнюю фразу и опустилась без сил на диванчик.

«Бред какой-то… – пришла в голову первая мысль. – Как это – устраивать судьбу? Куда он ушел? К матери вместе с Лизой уехал? Бросил ее – навеки и навсегда? И что значит, Лизу с собой заберу? Да как он посмел вообще, как на такое решился?»

Когда первая волна возмущения схлынула, она села за стол, подперла щеку рукой, задумалась. Надо было как-то принять все это в себя, осмыслить, но не получалось, хоть убей. Просто потому, что ничего подобного в ее жизни не могло случиться. Не могло, и все тут! Это у других мужья уходят, пусть уходят, сколько им будет угодно, а у нее – нет! С ней-то такого не должно было произойти! Еще чего не хватало…

Метнулась в прихожую, нашла в сумке телефон, снова набрала номер мужа. И опять одно и то же – абонент не может вам ответить в данный момент…