– Думаю, выход есть. Нужно думать.

– Это не ответ.

– Ты хочешь разом получить ответы на все вопросы?

– Только на один: как спасти свою задницу.

– Жизнь подскажет, – заметила Лионелла.

– Подобная философия меня не спасет.

– Тебе нужно пересидеть какое-то время. А там будет видно.

– И все-таки зря мы поехали…

– Давай повернем обратно.

– Нет! – зло выкрикнул Стрешнев. – Никогда себе не прощу, если не снимусь в этом фильме.

– Я говорю о том же. И кстати, – она сделала паузу, – будь любезен – злись только на себя. Так будет логичнее.

– Прости, – виновато проговорил Максим. – Ты не думай… Я очень благодарен и тебе, и Кириллу. А почему Ольшанский зовет тебя Машкой?

– Не догадываешься?

– В прошлом вас что-то связывало.

– Дело не в этом. Лионелла Баландовская – псевдоним, но со временем он стал моим именем.

– При рождении тебя назвали Марией?

– Именно так написано в моем свидетельстве о рождении.

– Не знаешь, когда хоронят Бирюкову? – неожиданно спросил Стрешнев.

Лионелла покачала головой:

– Не знаю. И пожалуй, на похороны я не пойду.

– Вроде нехорошо…

– Знаешь, о чем я сейчас думаю?… – И, не дожидаясь ответа, Лионелла продолжила: – Муж Бирюковой нашел в ее комнате томик Шекспира, в нем была записка. Сначала я подумала, что записка адресована Бирюковой, но вчера увидела ее почерк и поняла, что записку написала она. Кому? Вот вопрос!

– Жду в своей комнате, когда приедем в гостиницу… Это важно… – тихо сказал Стрешнев.

– Что? – Лионелла резко обернулась.

Он прикрикнул:

– Смотри на дорогу!

Она перевела взгляд на дорогу, но при этом с силой вцепилась в руль:

– Что это значит?!

– Тихо…

– Что это значит? – овладев собой, повторила Лионелла.

– Только то, что записку Бирюкова писала мне. Сунула в руки еще в лесу, после окончания съемок, когда садилась в машину.

– Вас что-то связывает?

– Ей было шестьдесят, – напомнил Максим.

– И все-таки?

– Три последних фильма. По какой-то случайности мы оба в них снимались.

– Значит, только профессиональная дружба?

– Возможно, доверие. Бирюкова сказала, что ей страшно.

– Раньше или в тот самый день?

– Во время съемок в лесу.

– Что-нибудь объяснила?

– Нет. Нам помешал Комиссаров. Он словно нарочно отвел ее в сторону.

– Нарочно? – удивилась Лионелла.

– По крайней мере, мне так показалось. После чего, уже садясь в машину, Надежда Ефимовна сунула мне записку.

– Прости, Максим, но я должна спросить…

– Спрашивай.

– Как эта записка оказалась в книге?

– Ты не поверишь… Я сам ее туда положил.

– Зачем?

– От нечего делать. Пока ждал, вертел томик в руках.

– Значит…

– Когда ты заглянула в комнату Бирюковой…

– Ты встал за штору, – трагическим шепотом закончила Лионелла. – Ее убил ты?

– Останови машину! – Максим схватился за ручку двери.

– Брось…

– Останови, или я выпрыгну!

– Прошу тебя, давай разберемся! – На всякий случай Лионелла сбросила скорость. – Это был всего лишь вопрос.

– Я не убивал! Дураком был, что поперся к старухе ночью!

– То есть ты пришел…

– Но Бирюковой в комнате не было. Дверь открыта, я вошел в комнату, взял в руки книгу… В общем, решил дождаться. Когда ты постучала, я спрятался за штору.

– Зачем?

– Не хотел, чтобы говорили, что между мной и Бирюковой что-нибудь есть.

– Как же ты понял, что в дверь стучу я?

– Никак. Ты потом сама всем рассказывала.

– И ты сразу ушел?

– Был очень рад, что унес ноги.

– Больше ничего?

– Что же еще? Утром мы с тобой нашли ее мертвой.

– Почему Бирюкова написала про гостиницу?

– Если ты помнишь, никто из нас не знал, куда нас везут. Она была в полной уверенности, что ночевать будем в гостинице.

– Да-да… – Лионелла замолчала, потом сказала мягко, с долей иронии: – Тебе не приходило в голову, что Бирюкова все наврала?

– Хочешь сказать…

– Ты ей нравился. Я много раз замечала, как она на тебя смотрит.

– Да ну! Шестидесятилетняя тетка?

– Это тебе кажется, что в шестьдесят лет жизнь закончилась. Она так не думала.

– Даже говорить об этом не хочу!

– Вот и не говори. Просто имей в виду. Похоже, втянула тебя Надежда Ефимовна в плохую историю.

– Зачем же она ушла, если так захотела меня?

– Большой вопрос… А книжка, получается, не твоя?

– Шекспир? – Максим помотал головой. – Нет, не моя. Она валялась в комнате.

– Ясно, – сказала Лионелла и притормозила. – Мы подъезжаем…

– Что мне делать?

– Просто пригнись.

Автомобиль въехал на территорию «Мосфильма» и свернул к нужному павильону. Стрешнев вышел из салона в надвинутой на лицо шляпе и пальто, которое принадлежало Ольшанскому.

Виктор Карлович Комиссаров встретил его объятиями и, ни о чем не расспрашивая, отправил на грим.

Лионелла переоделась в костюм и тоже пошла к гримерам. Спустя час оба актера прошли к декорациям, каждый смотрел в сценарий, вспоминая роль.

– Внимание! Повторим мизансцену! – крикнул Комиссаров. Он был в приподнятом настроении. – Бронеслав приводит Варвару, – режиссер встал напротив кинокамеры. – Вот здесь эта точка! Потом кидает ее в ноги князя Олексы! – Он взглянул на Лионеллу. – Вы падаете, но так, чтобы было видно лицо. Ты! – Комиссаров указал на Максима. – Сразу узнаешь ее, вполуха слушаешь Бронеслава. В голове только одно: нашлась! – Он ретировался за камеру и сел на свой стул. – По местам! Приготовились!

Мотор!

Артист, исполнявший роль Бронеслава, швырнул Лионеллу под ноги князю, она подняла лицо и вдруг услышала:

– Стоп!

По растерянному взгляду режиссера Лионелла поняла, что крикнул не он. Приставив козырьком руку к глазам, сквозь свет софитов она вгляделась в темноту и увидела малорослую корявую фигуру Лосева. Он и теперь был в своей кожанке с неизменной борсеткой под мышкой.