– По крайней мере, это честный заработок.

Брайан посмотрел на меня так, будто я его позабавил. Может, так оно и было.

– Ну, да… ладно, здорово было встретиться, Алан. – Он произнес мое имя с осторожностью, как будто не был уверен, что правильно его запомнил. По всей видимости, он стал слишком важной шишкой, чтобы помнить кого-то вроде меня. Когда я ничего не сказал, он неискренне рассмеялся. – Надо как-нибудь еще встретиться…

– Да, жду не дождусь. – Я ответил собственной неискренней улыбкой. – Еще увидимся, Брайан.

Я вернулся к машине, не оборачиваясь. Было приятно вот так отшить этого засранца. Кроме того, мне повезло: Джулия жила в каком-то получасе езды от Кембриджа, и я уже думал только о ней.

* * *

Вернувшись в квартиру, я позвонил Дональду на работу и спросил, сможет ли он найти кое-какую информацию в Интернете. Я знал, что у него был доступ к Интернету на работе и дома. Так как я не сумел бы даже включить компьютер, а на то, чтобы сидеть в библиотеке и копаться в микрофильмах, у меня не было времени, я решил, что он будет самым подходящим человеком для сбора информации.

– Ты сможешь отыскать что-нибудь об убийствах в Нью-Йорке в 1982 году? – спросил я.

– Наверняка где-то есть сайты со статистикой, – ответил он негромко, так, чтобы никто не расслышал его слов.

– Это тот год, когда Бернард, как мы думали, служил в морской пехоте, – напомнил я. – Если на записи он сказал правду и действительно провел это время в Нью-Йорке, должны быть свидетельства того, что он там делал. Статьи, полицейские сводки, все, что тебе удастся отыскать, что может быть как-то с ним связано.

– Я займусь этим, когда вернусь домой. Здесь вообще никакого уединения, таков удел скромного работника в корпорации. Не уверен, что удастся найти что-то конкретное, но я попытаюсь.

– Хорошо. Мне надо идти, но я свяжусь с тобой сегодня вечером, – сказал я. – Не знаю, когда точно я вернусь, но я либо позвоню тебе, либо загляну в гости.

Мне ответила тишина, потом он спросил:

– Откуда вернешься?

– Из Кембриджа.

– А мне точно нужно знать, зачем ты туда отправился?

– Пока не знаю. Вечером поговорим.

* * *

Я неплохо знал Бостон, но не очень хорошо ориентировался в соседнем Кембридже, так что сначала отыскал Джулию в телефонном справочнике, записал номер и адрес и только тогда отправился в путь. Я пролетел по трассе 3, прибрежному шоссе, которое заканчивается совсем неподалеку от окраины Бостона. В моей голове одна за другой взрывались мысли, мешая сосредоточиться, и я изо всех сил старался не отвлекаться от дороги. На горизонте возвышались два самых высоких здания в городе: башня Хэнкока – зеркальная колонна из тонированного стекла, спроектированная так, чтобы казаться плоской в определенных ракурсах, и объемной в других, и более традиционная высотка центра «Благоразумного сообщества», шпиль которой вонзался в облака. Неяркое солнце зависло низко за горизонтом и частично скрылось за силуэтом города, как будто пряталось и шаловливо выглядывало оттуда.

У меня не было никакого плана, никаких мыслей о том, как начать разговор с Джулией, – и следует ли вообще его начинать, и еще хуже я понимал, как подступиться к тому, что могло случиться в лесу Поттерс-Коув больше двадцати лет назад. С большой вероятностью она меня не помнит. За все время, что я бывал у Брайана дома или играл с ним во дворе, мы с Джулией сказали друг другу от силы двадцать слов. Если мне повезет, у нее может сохраниться смутное воспоминание обо мне как об одном из приятелей ее младшего брата.

Мне нужна была отправная точка. Правда о Джулии и мои воспоминания о том дне в лесу и о разговоре с Бернардом были ничем не хуже любой другой идеи. Если много лет назад Бернард действительно что-то сделал с Джулией, это еще не значит, что позднее он стал убивать. Но у меня появится возможность взглянуть на него более объективно и, может быть, это укажет верное направление, в котором следует искать объяснения тому, что со мной происходит.

Машин было немного, и довольно скоро я оказался в городе. Здесь было немного теплее, воздух казался более вязким, не столь характерным для весны в Массачусетсе. Я проехал по улице Вашингтона, потом перескочил на Чарльз, срезал через Общинные сады и направился к Сигнальному Холму. По мосту Лонгфелло я перебрался в Восточный Кембридж и, проехав мимо площади Кендалла, попал на Бродвей.

Я отыскал улицу Демаро, узкий бульварчик в нескольких кварталах от шума и суеты центрального проспекта. В справочнике адрес Джулии Хендерсон указывался как дом номер 12. Сбросив скорость, я заметил, что на многих домах номеров не было. Район был запущенный, на улицах валялся мусор, а здания нуждались в ремонте. Между домами было так мало места, что вся улица казалась тесным переулком. На углу красовались выгоревшие, покрытые граффити останки универсального магазина. Неподалеку стояла компания – несколько парней и девушка. Едва заметно шевеля губами, как будто переговариваясь шифром, они настороженно следили за моей машиной. Я проехал мимо, по-прежнему чувствуя на себе их взгляды, и чуть дальше по улице обнаружил номер 12, двухэтажный многоквартирный дом с плоской крышей, сильно растрескавшейся краской на стенах и бетонными ступенями у входа. Я припарковался на первом же свободном месте на противоположной стороне улицы и посмотрел в зеркальце заднего вида. Компания все еще стояла на углу, но как будто потеряла ко мне интерес.

Прежде чем я мог передумать, я заставил себя выйти из машины и перебежать через улицу к дому Джулии. Поднялся и тут же стих ветер. Вокруг моих ног, скребя по асфальту, взвился мусор, потом снова улегся.

Как и следовало ожидать, входная дверь была не заперта. Я прошел сквозь тесный, как чуланчик, вход. На стене справа обнаружился ряд почтовых ящиков, но на них не было указано ничего, кроме номеров квартир, нацарапанных прямо на передних панелях. Внутренняя дверь прямо передо мной вела в короткий коридорчик, к потертой и пыльной лестнице, слева от которой находилась площадка первого этажа. Внутри стоял запах пыли, как будто сюда редко удавалось попасть свежему воздуху, пол из промышленных плит был грязный, темно-коричневая краска на стенах облупилась и покрылась пятнами. Я посмотрел на потолок в разводах от протечек, комках густой пыли и грязи, и длинно выдохнул.

В телефонном справочнике был указан только номер дома, но не определенной квартиры. Я прошел мимо лестницы на узкую площадку и подошел к первой двери. Остановившись, я на секунду прислушался. По ту сторону тонкой стены шел довольно жаркий спор между мужчиной и женщиной, но они говорили на испанском, и я не смог понять, о чем шла речь. Я подошел к двери второй и последней на этом этаже квартиры. Прицепленная к ней небольшая пластиковая табличка гласила: «Берегись собаки», под ней, на широкой полосе малярной ленты печатными буквами было выведено имя «Барнетт».

Я вернулся к лестнице и медленно поднялся наверх, не обращая внимания на скопившиеся в углах использованные шприцы и прочий мусор, ясно дававший понять, что подъезд был местом сборищ местных наркоманов, где они кололись и курили крэк. От всей лестницы несло разложением. Слабый лучик света, проникавший внутрь через окно, рассекал площадку второго этажа на две части. Пылинки танцевали в бесцветном потоке, поблескивали в тени, куда не могло попасть солнце. Где-то поблизости работал телевизор, звук был глухим, но достаточно громким, чтобы разноситься по всему дому. Оказавшись на верхней площадке, я огляделся – пусто – и перешел из солнечного луча в пыльную тень, в сторону первой двери.