С берега за происходящим в зрительную трубу наблюдал и Суворов. Еще несколько дней назад передал он на флотилию многих своих солдат.

– Сам остался гол как сокол! – говорил он. – Но как бы я желал сам участвовать в сем абордаже!

Как всегда, выше всех похвал был бригадир Алексиано. Усатого, коренастого грека видели повсюду. «Алексиано в обоих сражениях, не будучи командиром, всем командовал, по совету его во всем поступали; где он, там и Бог нам помогает, и вся наша надежда была на него» – писал впоследствии один из участников этого сражения. Так кто же фактически командовал в том славном для русского оружия бою? Нассау-Зиген, присвоивший себе всю славу победителя, или капитан-грек, незаслуженно обиженный и уже смертельно больной, но, как и прежде, сохранивший мужество и решимость взять верх над неприятелем? Жить Алексиано оставалось всего лишь несколько недель. Давний недуг уже источил вконец его тело. Последней наградой капитану станет контр-адмиральский чин за очаковские победы. Когда же Алексиано не станет, товарищи будут говорить о нем:

– Паоло не умер, он пал под Очаковым!

Но это еще впереди, а пока уставшему и пропахшему порохом Алексиано бросали под ноги флаги захваченных кораблей…

Более четырех часов длилось избиение турок в лимане. И, несмотря на то, что турки бились с упорством обреченных, бросаясь вплавь с ножами в зубах на наши галеры, все было напрасно. К полудню сражение было окончено. От смерти и плена не ушел никто! Севшие на мель турецкие корабли начали один за другим взрываться от многочисленных попаданий брандскугелей. Взметнувшиеся в ночное небо гигантские языки пламени представили очевидцам картину сокрушительного поражения турецкого флота, которого тот не знал со времен Чесмы.

– Жучки победили слонов! – так образно говорил об этой победе Суворов.

Потери Гассан-паши были ошеломляющи. На песчаных пляжах Кинбурна чадно догорали турецкие корабли. По всему лиману колыхались на волнах тысячи и тысячи трупов. Немалой была в этом лепта и суворовского блокфорта, расстрелявшего два проходивших мимо фрегата. Еще один линейный корабль был взят на абордаж бригадиром Корсаковым. Над ним уже подняли Андреевский флаг. Разъезжавшие по косе казачьи пикеты устало сгоняли толпы пленных турок. Били барабаны. Все кричали «ура».

Общие потери турок были более чем впечатляющи, потоплено: шесть кораблей (и один захвачен), два фрегата, две шебеки, бомбардирский корабль, галера и транспортное судно. Людские потери составили шесть тысяч человек, две тысячи из которых потонули, а около двух тысяч попали в плен. С российской же стороны погибли два офицера и десять матросов, ранены еще одиннадцать офицеров и пятьдесят семь нижних чинов.

История сохранила нам имена лишь некоторых героев той славной битвы. Вот они: лейтенанты Сорокин и Мякинин, Ахметов и Киленин, Бурдин и Поскочин, Перский и Тимченко, Константинов и Караяни, Лелли и Нелидов, Граве, Башутский и Литке, мичман Россети, штурманы Фодет, Гурьев и Шевяков…

После одержанной победы в очаковских водах светлейший писал Екатерине: «Вот, матушка, сколько было заботы, чтобы в два месяца построить то, чем теперь бьем неприятеля». На самого Потемкина известие о морской победе 17 июня подействовало сильно. В самых восторженных выражениях он говорил об этом событии с принцем де Линем:

– В победе на водах очаковских вижу я не что иное, как Божий Промысел! А это значит, что скоро падут к российским стопам и стены очаковские!

– Что бы стены пали, их подземными минами взрывать надо, так наука фортефикасион учит! – отвечал циничный представитель дружественной державы.

– А! – махал на него рукой светлейший. – Немчура ты и есть немчура!

Жалкие остатки судов, не успевших вырваться из лимана (два фрегата и семь шебек), сбились в кучу под стенами Очакова, ища там спасения. Но напрасно. Спустя полторы недели настал и их черед испить чашу горечи до дна.

Началось с того, что стоявшие под Очаковым турецкие гребные суда неожиданно спустили флаги и скрестили реи, делая крыж-крест. На морском языке это значило – мы сдаемся. К туркам немедленно двинулись несколько галер и шлюпок, но едва приблизились, как их засыпали картечью. Возмущению таким откровенным коварством на Лиманской флотилии не было предела, с подобной подлостью там еще не встречались.

Только что прибывший под Очаков светлейший, торопился сомкнуть кольцо блокады вокруг крепости.

– Любое дело следует делать до конца, – наставительно объявил он Нассау-Зигену. – А потому истребите остатки турецкого флота у стен очаковских. Они мне мешают!

– Когда угодно исполнить!? – вскинул голову Зиген.

– Немедля!

1 июля жавшиеся к прибрежным отмелям остатки былой турецкой мощи в Днепровском лимане были атакованы и после жестокой восьмичасовой схватки все девять неприятельских судов сожжены. Кроме этого, победителями под радостные крики были уведены в Херсон несколько канонерок и галер. Войдя в азарт, наши кинулись было даже на крепостные стены, сбили несколько пушек и выжгли приморские кварталы, но под сильным огнем вынуждены были отступить. Потери, впрочем, были невелики, зато шуму туркам наделали много. Отныне все лиманские воды были полностью очищены от турок.

– Лучше бы на самом деле сдались, а то сгорели, аки чурки березовые! – говорили тогда на флотилии.

Так была поставлена последняя точка в долгой и кровавой морской битве за Очаков. Отныне днепровские воды стали нашими, а крепость лишилась любой помощи извне. Впереди были битвы за обладание Черным морем.

Заслуги всех главных участников победы Потемкин описал в письме к Екатерине: «Я представляю на апробацию: принцу Нассау второй класс Егорьевский. Пауль Джонсу – анненскую (ленту, т. е. орден Святой Анны. – В.Ш.), то же и Мордвинову – за большие заботы и труды. Алексиану, который здесь старший бригадир, – контр-адмирала, чего он весьма достоин.

Командирам батарей и судов, бывших в сражении: подполковникам и капитан-лейтенантам – шпаги золотые, червонных в двести каждую, с надписью: «За мужество, оказанное в сражении 7 июня на лимане Очаковском». То же бригадиру Корсакову и графу Дама де Рожеру. Запорожского Кошевого Сидора Белаго – полковником. Походного атамана подполковника и кавалера Исаева – полковником. Прочим, коим я могу делать произвождение, дадутся чины. Рядовым и запорожцам – по рублю».

Не забыт был и любимец Потемкина де Рибас, который действительно показал себя в бою храбрецом, причем дрался он, жестоко страдая от лихорадки. Наградой де Рибасу был Владимирский крест 3-го класса.

В честь оглушительной победы на водах очаковских во всех российских церквах отслужили праздничные молебны. Была выбита даже особая памятная медаль. В те дни Потемкин благоволил Зигену, императрице он писал: «Матушка, будьте щедры к Нассау, сие дело его трудов и усердия. За сие нужно щедро его наградить имением и тем привязать навсегда. Сколько он сделал и сколько подвергался смерти!» Предводитель гребной эскадры принц Нассау-Зиген в одночасье стал вице-адмиралом и кавалером ордена Георгия 2-го класса, а помимо того получил еще и три тысячи крепостных в Могилевской губернии.