Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Поль Джонс, наплевав на все сплетни, демонстративно являлся отныне в казачьей папахе и шароварах. Из-под кушака торчала здоровенная сабля и пара пистолетов.
Вид американского корсара в запорожском наряде так потряс одного из английских офицеров, что он сразу пустил слух – Поль Джонс принял ислам!
Над англичанином только посмеялись:
– Какой же к черту ислам, когда адмирал в казака вырядился! Эх, уж эти англичане, не могут отличить казачьи шаровары от турецких шальвар!
Впрочем, всех сейчас волновало иное – подготовка к новому морскому сражению за Очаков. Было ясно, что столь небольшая неудача не сможет охладить воинственного пыла капудан-паши. Не затем он вел сюда огромный флот, чтоб, потеряв несколько мелких судов, вернуться ни с чем. Туркам нужна была только решительная победа. Победа нужна была и русской стороне. Решительная битва за очаковские воды была еще впереди, и ждать ее оставалось уже недолго.
* * *
Как и предполагал Потемкин, неудача первого нападения на российскую флотилию Гассан-пашу особо не обескуражила. И мужества, и настойчивости лучшему флотоводцу султана было не занимать. Старый Гассан действовал, как всегда, решительно, К выведенным им уже ранее на очаковскую отмель четырем линейным кораблям он незамедлительно подтянул еще шесть. Теперь немногочисленной российской флотилии противостояла мощная боевая линия корабельного турецкого флота, тягаться с которой мелким судам не так-то просто. Откладывать нападение старый флотоводец был не намерен – Очаков ждал его помощи.
Выгнать турок из лимана как можно скорее требовал и Потемкин. Пока очаковский гарнизон беспрепятственно снабжается с моря, думать о взятии крепости нечего!
Было ранее утро 16 июня, когда с передовых русских судов заметили, что турки, используя попутный зюйд-вест, начали перестраиваться в линию баталии. Не обошлось у них и без неурядиц. При перестроении 64-пушечный флагман, совершая маневр в голову выстраивающейся линии, внезапно приткнулся к намытой волнами песчаной мели. Вскоре, правда, его оттуда стащили, но поволноваться капудан-паше при этом пришлось изрядно.
Вообще-то неизвестная отмель должна была бы насторожить турок, ведь линейные корабли огромны и неповоротливы, а фарватер входа в лиман так узок и извилист, что большим кораблям в нем, как слону в посудной лавке. Однако на этот раз предусмотрительность оставила Эски-Гассана. Возможно, он был излишне уверен в предстоящей победе, и такие мелочи, как узкость фарватера, его не интересовали, возможно, была какая-то другая причина, но факт остается фактом: опасностью посадки своих кораблей на мели капудан-паша пренебрег. Скоро, очень скоро ему придется об этом горько пожалеть…
Посадка флагманского корабля на мель еще до начала сражения вызвала беспорядки у суеверных матросов-галионджи. Стали раздаваться крики о предстоящем несчастии. Капитаны запросили Гассан-пашу:
– Что делать?
– Режьте головы зачинщикам! – было им ответом.
Из-за сильного встречного ветра, который снял с мели турецкий флагман, нашим пришлось отложить атаку.
В ночь на 17 июня ветер переменился и стал способствовать атаке русской флотилии.
Дни затишья использовала для укрепления своей позиции и русская сторона. Не теряя времени, усилили гребную флотилию Нассау-Зигена двумя десятками канонерских лодок, вовремя подошедших из Кременчуга. Генерал-аншеф Суворов по своему почину незаметно для турок выстроил на самом конце Кинбурнской косы замаскированный «блок-форт», державший теперь под жерлами своих пушек вход и выход из лимана.
Флаг Поля Джонса по-прежнему развевался на бизань-стеньге 66-пушечного «Святого Владимира». Рядом с ним борт в борт стояли на якорях фрегаты: «Александр Невский», «Скорый» и «Святой Николай», да еще восемь малых крейсерских суденышек. Южнее парусной эскадры, ближе к Кинбурнской косе, расположилась флотилия Нассау-Зигена, в которую собрали все, что хоть как-то могло держаться на плаву, от дубель-шлюпок и галер до простых барказов и казачьих лодок.
Окончательный расклад сил перед новым столкновением был таков. С нашей стороны: два линейных корабля, четыре фрегата, семь галер, семь дубель-шлюпок, семь бомбардирских судов, семь баркасов, шесть мелких судов и двадцать две канонерские лодки. С турецкой стороны к бою были приготовлены десять линейных кораблей, шесть фрегатов и около пяти десятков мелких судов. Увы, численный перевес, причем существенный, был по-прежнему на стороне турок.
На фоне турецкой армады российские силы выглядели столь малочисленными, что, наверное, даже у многих храбрецов возникало порой невольное сомнение: осилим ли, одолеем ли? Ведь и по пушкам, и по людям превосходство турок было более чем двукратным, и это, не принимая в расчет огромного калибра турецких орудий! Волновал российских начальников и ветер, который, как назло, вот уже несколько дней был противным нашей стороне и попутным туркам.
В ночь с 16 на 17 июня все российские флагманы съехались к Полю Джонсу на «Владимир». Совещание было бурным.
– Неприятель стеснен в маневрировании обширным мелководьем, а потому следует бить его парусной эскадрой с фронта, а гребным судам заходить с флангов! – высказал свое мнение американский корсар. – Надо воспользоваться сегодняшней неразберихой у турок и прямо сейчас ночью их атаковать и сжечь!
Нассау-Зиген не разделял этого мнения.
– Надлежит нам самим ждать в укрепленной позиции турецкой атаки и действовать сообразно ей! – заявил он.
– Где же ваша былая храбрость, адмирал? – ухмыльнулся Джонс. – Где вы ее растеряли?
– У нас мало сил, и ветер нам противный. Следует ждать рассвета! – зло бросил ему в ответ принц.
– Насколько помнится, под Гибралтаром вы тоже предпочитали воевать по утрам! – не без ехидства вставил Джонс.
Зиген в долгу не остался, и оба флагмана здорово поругались. Сидящий меж ними Алексиано поначалу лишь горестно вздыхал, а затем, видя, что ругани и оскорблениям начальников конца не видно, грохнул кулаком:
– Хватит собачиться! Давайте решать дело!
В конце концов приняли большинством голосов план Джонса, сторону которого занял Алексиано. Бригадир тоже устал от зигенских выкрутасов. Исходом совещания принц был раздосадован, хотя и подписал общий протокол. Впрочем, атаковать ночью все равно было невозможно. Ветер, бывший до последнего времени противным, теперь вообще стих. Вернувшись на свои галеры, Нассау-Зиген ядовито объявил штабным:
– Жонес, может, и одарен качествами морского наездника, но предводителя флота из него никогда не выйдет!
Пущенное оскорбление тут же пошло гулять среди офицеров, передаваясь от одного к другому.
К четырем часам утра ветер, однако, начал усиливаться, и наконец задул благоприятный нашей стороне норд-ост. Со всех судов напряженно вглядывались во флаги на «Владимире». Что там решат? Наконец с линейного корабля отрывисто ухнул фальконет, фалы грот-мачты запестрели цветной россыпью флагов. Поль Джонс оповещал флот, что вступил под паруса и начинает атаку. За корабельной эскадрой налегла на весла и гребная флотилия.