— Я бы предложил «Жемчужину». Там хорошая и недорогая кухня, и Волга рядом.

— Неплохой выбор, — согласилась Мирослава и тронула автомобиль с места.

Они оставили машину на верхней стоянке и спустились пешком по мраморным ступеням, обсаженным с обеих сторон нежно пахнущими петуниями, душистым табаком и резедой. Возле входа в кафе в чаше небольшого фонтана тихо плескалась вода, газон устилал белый и розовый алиссум. Они выбрали столик у окна, из которого были видны движущиеся по реке теплоходы и далеко в начинающей темнеть дымке очертания Жигулей.

— Платить буду я, — решительно заявил Кеша.

— Фигушки, я плотоядная! — сказала Мирослава.

— Что? — искренне удивился Иннокентий.

— Так корова сказала Виктору Перестукину в мультике «В стране невыученных уроков».

— Все равно не понял.

— А что тут понимать? Вы у нас гордый потомок династии рабочего класса, правильно я поняла?

— Ну!

— Я тоже девушка гордая и не бедная.

— Что не бедная, я сразу догадался, — улыбнулся он, — в том, что гордая, тоже сомнений не возникало. Но…

— Чтобы не было недоразумений, — перебила его Мирослава, — каждый платит за себя.

— Понятно, — он пожал плечами и хмыкнул, — как там она потом припевала, в смысле корова: «Травушка-муравушка зелененькая!».

— Точно, поэтому для начала давайте закажем какой-нибудь салат.

— Давайте, — Иннокентий подозвал официанта.

Но заказали они не только салат, но и свежую рыбу, приготовленную на гриле, и десерт — мороженое с миндалем. Алкоголь заказывать не стали. Мирослава была за рулем. А Иннокентий не захотел пить в одиночестве. Поэтому выбрали коктейль из грейпфрутового и апельсинового соков и две бутылки минеральной воды.

— Мне хотелось бы задать вам один неприличный вопрос, — сказал Колосветов, когда они принялись за мороженое.

— И какой же интересно?

— Что случилось с вашей машиной?

Мирослава коротко хохотнула: — Я врезалась в столб.

Он посмотрел на нее с большим сомнением и произнес задумчиво: — Вы не похожи на человека, сшибающего столбы.

— И на старуху бывает проруха, — отмахнулась она беззаботно.

— Вы поссорились с парнем? — закинул он удочку.

— Нет, с подругой, — ответила Мирослава и увидела разочарование, разлившееся на лице Иннокентия.

Она улыбнулась про себя и продолжила: — Понимаете, мы давно дружим с Юлией…

— Я тоже знавал одну Юлию, — неожиданно помрачнел Колосветов.

— Ну, Юлий на свете много.

Он согласно кивнул.

— Юлия Лопырева, моя лучшая подруга, но порой она бывает невыносима…

— Как вы сказали? — перебил ее насторожившийся Кеша.

— Что сказала? — Мирослава сделала вид, что не поняла его вопроса.

— Фамилия вашей подруги как?

— Лопырева, а что?

— Радуйтесь, что поссорились. И не вздумайте мириться, а то дело одним столбом не обойдется.

— Простите, я не понимаю…

— Что тут понимать?! Таких стерв, как Юля Лопырева, на свете больше не сыскать.

— А вы уверены, что мы говорим об одной и той же девушке?

— Она живет на Галактионовской?

— Нет, на Осипенко. Но родители живут на Галактионовской, — притворно растерянно пробормотала Мирослава.

— Я с ней в одном классе учился.

— Ну и что? — Мирослава повела плечами.

— А то, что в десятом классе она меня с балкона столкнула.

— Вас? Юля? С балкона? Не может быть!

— Еще как может, слава богу, что жив остался. С сотрясением и сломанными костями месяц в больнице провалялся.

— Но Юля не судима.

— Не судима, к сожалению. Уголовное дело не заводили.

— Почему?

— Понимаешь, — перешел он на «ты», — у моих родителей семеро по лавкам было, вернее, пятеро. Зарплату тогда и матери, и отцу задерживали, мы еле с хлеба на воду перебивались. Ну и пришла Юлькина мамаша, вся из себя финтифлюшка разукрашенная, на ней одних каменьев килограмма два было, вся сверкает, звездит. В общем, она сказала, если я на Юльку писать заявление не буду, скажу, что сам по пьянке свалился, она денег даст. Короче, мои родители меня уговорили, особенно мать умоляла. Я против ее слез и не устоял. Хотя до сих пор себя презираю.

— А те деньги помогли вашей семье?

— Да.

— Тогда ты поступил правильно.

— Думаешь? — спросил он с сомнением.

— Уверена.

— Все равно на душе пакостно.

— А ты зачеркни это и мысленно сожги, точно неудачный черновик.

Он кивнул: — Постараюсь. Но знаешь, что обиднее всего?

— Что?

— Мы, конечно, выпили тогда немного портвейна, все бесились. Юлька со мной напропалую заигрывала, и я, дурак, полез к ней целоваться.

— Но как же она с тобой сладила?

— Проще простого, нацелилась мне когтями своими в глаза, я машинально отклонился назад, а она тут возьми и толкни меня с бешеной просто силой. Я и полетел. Очнулся в больнице. Ребята ко мне приходили, говорили, что, когда к Юльке подошли, ее всю трясло и пена на губах.

— Странно, я ее никогда в таком состоянии не видела.

— Повезло, — грустно усмехнулся Иннокентий. — Я вот тоже учился с ней столько лет и не замечал, что она чокнутая.

— Значит, все школьные годы она была спокойной девочкой?

— Нет, спокойной она не была, часто злилась, как что не так, лезла в драку. Но не до такой степени, чтобы убивать.

— Ты думаешь, она хотела тебя убить? — заинтересовалась Мирослава.

— Не знаю, — честно признался Иннокентий, — но логически, если сталкиваешь человека с балкона, то должна понимать, чем это может закончиться для упавшего.

— А ты с ней после этого встречался?

— Нет, никогда. И не хочу ее видеть.

Мирослава понимающе кивнула.

— Так что не мирись с ней, если не хочешь неприятностей.

— Спасибо за то, что предупредил.

— Не за что.

Коралловый отблеск закатного солнца медленно заливал небо. Просвечивающаяся кое- где зелень дрожала прохладными брызгами зеркал.

— Хорошо как, — выдохнула Мирослава.

— Не то слово, так и сидел бы здесь целый век.

Они помолчали. Кеша больше смотрел на девушку, чем на реку.