Его руки дрожат сильнее прежнего.

Мы этого не хотели, но так вышло само собой. Мы и вправду выглядим как три поросенка перед большим злым волком. Жоржетта тоже говорит ему «вы». Она задает по новой те же вопросы, что и Коринна, те же, что и я. А мужчина нас рассматривает.

«Да, вот так-то… Это мы». Над нами словно реет невидимый транспарант. Мы — три маленькие девочки. Три дочки Анны.

Беседа продолжается. Никаких обид — ни по одну сторону стола, ни по другую. Мы заказываем ему еще лимонад. Я себе — еще кофе. Воду с мятным сиропом, воду с клубничным сиропом.

Пришел черед Жоржетты рассказывать о себе.

— Я учительница в школе. Работаю в Во-ан-Велен.[20]

— Ух ты… Это не опасно?

— Да нет, ничего… Детей у меня нет.

«Он» не реагирует.

Почему «Он» не запрыгал от радости, когда Коринна сообщила ему, что «Он» давно дедушка?

Я слушаю их. Слушаю, как они обмениваются информацией. Я больше не открываю карт, жду, пусть сыграет мой визави.

— Я горжусь, — говорит он.

«Он» гордится той, что «живет с размахом».

Этот человек — полная противоположность тому, чего мы опасались. Это тишайший человек Смиренник «Он» гордится той, за которой наблюдает издалека вот уже десять лет.

— А в Париж вы ездите иногда?

— Да! Я обожаю Париж, а вы?

— Я там был только один раз, лет двадцать назад, кажется.

— Съездите непременно, изумительный город!

Жоржетта все-таки туповата, заключаю я, услышав этот совершенно неуместный совет.

— Сибилла замечательно пишет и говорит. Я не все журналы смог купить. Всего прочесть не удалось.

«Он» извиняется, что потратил недостаточно денег.

— Вот как? Почему же?

Да, Коринна, кажется, еще тупее.

«Он» меняет тему:

— Да уж, умеет она баламутить народ, Сибилла!

«Он» констатировал сей факт, когда мы уже с полчаса сидим вместе.

— Сибилла у нас всегда была заводилой.

В голосе Коринны бесконечная нежность — не ко мне, а к той маленькой девочке, которой я была.

— Сибилла — наш неудавшийся мальчик, — вставляет «Он».

Коринна смотрит на меня повлажневшими глазами. «Вот видишь, „Он“ тебя помнит».

Что «Он» такое говорит? Почему «Он» это сказал? Откуда «Он» знает? В какой газете это написано? Да нет. Нигде это не написано. Этого «Он» не мог прочесть. Это «Он» знает. Это было в жизни светловолосого мужчины.

«Он» жил со мной до моих двух лет и месяца, какой-никакой срок, чтобы узнать человека! Неудавшийся мальчик Того и гляди, «Он» назовет меня «номером вторым».

О Ди Баджо «Он» не говорит ничего плохого. «Он» знает всех.

— Как поживает Анжела?

«Он» знал Анжелу.

— А вы? Вы купили дом?

— Я купила квартиру.

— Вот и хорошо… Ты не на мели?

За старшую «Он» спокоен: эта дочь прочно стоит на ногах.

«Он» поворачивает голову к Жоржетте.

— А я снимаю квартиру в Круа-Русс.

— Концы с концами сводишь?

Теперь он тревожится за младшенькую.

— Да, да…

— Согласись, на государственной службе лучше всего. У тебя есть… уверенность в завтрашнем дне…

— Да, социальные гарантии.

— Зато Сибилла — та живет с размахом…

Это надо кончать, как «Он» не понимает? Я чувствую, что Коринна с минуты на минуту разрыдается. У этого человека нет денег. «Он», сам того не зная, поделился с нами своими финансовыми трудностями. Этот человек страдает от одиночества, все в нем выдает его боль. Этому человеку не повезло — «Он» не состоялся, такого не скроешь. Этого человека жизнь подмяла, без очков видно. Этому человеку оказался не по силам лежавший перед ним путь. «Он» так и остался на обочине. Весь его вид и повадки прямо-таки кричат об этом.

«Он» в двух словах рассказывает нам, что встретил свою будущую жену в пятнадцать лет. «Она» была чуть помладше — четырнадцать; «Он» ждал ее четыре года. Еще через год они поженились. У них родилась дочка, и счастью их не было границ. Я видела их втроем на фотографиях. С рождением второй все усложнилось. Денежные проблемы тоже сыграли свою роль. Они развелись, когда она была беременна третьей.

Почему вы никогда не приходили? Это я веду параллельный допрос.

«Он» приходил. Я сама отвечаю на свои безмолвные вопросы. Вот они, его карты, открываются мне одна за другой.

Это он, тот самый человек, что стучался в нашу дверь. Злой волк который ест маленьких детишек — это он. От него, и муху не способного обидеть, нас «защищали» все эти годы. Его застращал мой крестный и отбил-таки охоту соваться к нам. А если бы никто его не пугал — явился бы «Он»? Грозила ли нам опасность в нашей квартирке? Вправду ли у него заостренные уши? Я смотрю на светловолосого мужчину. «Он» улыбается. «Он» отвечает на вопросы своих дочерей. Его кроткий взгляд смущает меня.

— У вас не было больше детей?

Пришел черед Жоржетты осведомиться о возможных братьях и сестрах.

— Нет.

После долгой, очень долгой паузы он снова смотрит на трех своих девочек — на нас. Не наши ли вытаращенные глаза заставляют его продолжить?

— Этот разрыв мне нелегко дался. Развод… в то время… Сейчас-то разводятся сплошь и рядом… А тогда, если женились, то думали, это на всю жизнь… Нет… Больше я не хотел…

Кто-то из нас троих должен откликнуться, но мы молчим. Это признание уводит на скользкую дорожку. Снова пауза, идут секунды…

— Я был… как бы это сказать… Я вырос в деревне…

Я почти слышу, как Коринна подтверждает про себя свою догадку: она же говорила, что «Он» — мужлан!

— В пятнадцать лет я приехал в Лион… И… я снял комнату… над квартирой ваших дедушки с бабушкой…

«Он» опускает голову.

Это похоже на проклятие. «Он» будто кается нам в своей самой большой ошибке.

Стало быть, самой большой ошибкой была комната, снятая в доме, где жили наши дедушка с бабушкой и где «Он» встретил ее. А «Она» — это Анна, наша мама.

— Это был совсем другой уклад… Итальянцы тогда… как бы это сказать…

«Он» словно по тонкому льду идет.

— Они… жили кланом… А я… там, где я вырос… мы… как бы это сказать… меньше зависели друг от друга… Вот и… ничего не вышло…