Все эти операции, похоже, разворачивались в основном в Тингитании, хотя, вероятно, имели место и в Цезарейской Мавретании. На западе проконсульской Африки, в Нумидии, мусуламы тоже устраивали нападения, но неизвестно, существовала ли связь между ними и событиями в Мавретании. Во всяком случае, с поражением мавританских племен в нынешнем Магрибе восстановился мир. Кое-какие операции, вероятно, проводились еще в 43–44 годах на юге Мавретании и Нумидии. Скорее всего, именно в связи с этим Клавдий отставил от должности и прогнал из сената наместника Бетика, который поставил недостаточно хлеба войскам в Мавретании. В общем, обращение Мавретании в провинцию произошло быстро, несмотря на яростный, но недолгий мятеж Эдемона.

Однако Рим интересовали не столько эти две новые провинции, сколько их соседка — проконсульская Африка. Мавретания Цезарейская, протяженностью около 700 километров, в глубину не превышала 50 километров, за исключением восточной области Ситифис. Только в правление Септимия Севера граница спустится до массивов Ходна и Уарсенис, что нельзя назвать большим продвижением вперед. Тингитанская же Мавретания занимала только север нынешнего Марокко вдоль линии, которая начиналась у муниципии Сала (Сале под Рабатом), проходила под Мекнесом и заканчивалась на реке Мулуха (Мулуя), по которой проходила граница с Мавретанией Цезарейской. Клавдий сразу же возобновил романизацию обеих Мавретаний, развивая города: Ликсус, Тингис (Танжер), Сала, Волюбилис — в Тингитанской; Цезарию (Шершелл), Типас, Русукуру (Деллис), Oppidum Novum (Новый город) в Цезарейской. Но этот порыв быстро выдохнется. Города в этом регионе останутся менее многочисленными, чем в проконсульской Африке и Нумидии. Однако они будут процветать и позволят римской цивилизации проникнуть и в более отдаленные области.

Несмотря на неукротимость кочевых племен, мир и безопасность сохранятся, причем надо подчеркнуть, что их поддерживали только вспомогательные войска — впрочем, довольно многочисленные. (Согласно Тациту, в 69 году в обеих Нумидиях насчитывалось девять когорт пехоты и пять ал конницы, то есть примерно 21 тысяча солдат, усиленных мавританскими подкреплениями.) Раз Империя никогда не размещала надолго легион в этих плохо усмиренных землях, значит, она не считала их своим приоритетом на севере Африки. На самом деле римская цивилизация на этом побережье Средиземного моря расцветет в проконсульской Африке, которая в то время простиралась от реки Ампсага (уэд Эль-Кебир на востоке Алжира) до Киренаики, пока Септимий Север не отделил от нее Нумидию, чтобы превратить ее в полноценную провинцию (территория современных Туниса и Восточного Алжира).

* * *

Завоевание Британии и война в Африке обычно заслоняют восточные дела. Однако Восток играл важную роль в правление Клавдия, хотя он и не пожал там столько же лавров. Одной из главных забот Рима в этом регионе было обеспечить контроль над Черным морем для ведения торговли. В Мёзии и Фракии, надежных базах на западном побережье, Рим построил эскадру из сорока кораблей и благодаря ей распространил свое влияние на восток до самого Кавказа. На полпути находилось царство-клиент Боспор (территория современного Восточного Крыма). Это небольшое государство занимало ключевое стратегическое положение на Боспоре Киммерийском (Керченском проливе), открывавшем доступ в Азовское море.

Так получилось, что Клавдий, посадивший на боспорский трон Митридата в 41 году, затем заменил его младшим братом Котисом по причинам, которые Тацит объясняет в — увы! — не сохранившейся части своих «Анналов». Однако мы вновь встречаем низложенного царя в 49 году. Он «скитался» по царству, как говорит Тацит, продолжая с этого слова рассказ о его приключениях. Эти скитания позволяют предположить, что Митридата оставили на свободе или что он сбежал. Во всяком случае, он не тратил времени зря и собрал войско из племен, сохранивших ему верность, и сбежавших к нему солдат регулярной армии.

Поскольку римская армия только что ушла из страны, настал момент действовать — сейчас или никогда. Армией командовал Дидий Галл, первый наместник в Мёзии, недавно ставшей полноценной провинцией. Усмирив мятеж во Фракии в 46 году, Дидий отправился в Боспорское царство — вероятно, чтобы обеспечить передачу трона Котису. Уезжая, он оставил лишь небольшой контингент для защиты молодого неопытного монарха. Митридат этим воспользовался, чтобы завладеть Дандарикой — государством, расположенным по другую сторону Боспора Киммерийского. Прислонившись спиной к Кавказу, он теперь обладал превосходной базой для реконкисты собственного царства, тем более что сираки (соседи дандаров) оказывали ему поддержку.

Аквила, командовавший несколькими когортами, оставшимися при Котисе, сумел заключить союз с аорсами, жившими к востоку от сираков и дандаров, в нижнем течении Волги и Дона. Теперь Митридат с союзниками оказался окружен врагами с востока и с запада. Аквила и царь Эвнон разделили между собой задачи: римско-боспорская пехота должна была захватить города, а аорсы — сражаться с конницей противника. Благодаря этому союзу Митридата быстро прогнали из Дандарики, и он укрылся у Зорсина, царя сираков. Чтобы не давать ему передышки, Аквила тотчас вторгся в земли сираков, в долине Кубани, и занял крепость Успе[37]. Этот город, стоявший на возвышенности, был защищен двойными стенами, сплетенными из прутьев и с насыпанной между ними землей. Этого было слишком мало, чтобы противостоять римлянам, искусным в науке осады. Жители хотели капитулировать, предложив десять тысяч рабов. Предложение было отклонено. На следующий день легионеры получили приказ взять город и перебить всех жителей. Ненужная жестокость? Нет. Применение военных законов того времени, по которым побежденный отдавался на милость победителя. Ксенофонт в «Киропедии» (VII, 5, 73) говорит о том, что по общему и вечному закону в захваченном городе всё принадлежит победителям — и люди, и их имущество. Тем не менее если города, взятые штурмом, обычно ждала ужасная участь, то добровольной сдачей этого часто можно было избежать. Тогда почему в этот раз никому не было пощады? Потому что «сторожить такое множество затруднительно», объясняет Тацит. Но не в этом главная причина. За несколько дней до того римляне овладели дандарским городом Соза, но не устроили там резню. Они просто оставили в городе гарнизон «вследствие ненадежности горожан». На самом деле печальная участь жителей Успе преследовала стратегическую цель: как можно скорее покончить с войной, посеяв ужас. «Истребление жителей Успе вселило страх во всех остальных, — продолжает Тацит. — И вот Зорсин после долгих раздумий, поддержать ли попавшего в беду Митридата или позаботиться о доставшемся ему от отца царстве, решил, наконец, предпочесть благо своего народа и, выдав заложников, простерся ниц перед изображением Цезаря».

Резня в Успе была продиктована необходимостью экономить силы, принуждавшей Рим к стратегии устрашения. Как мы уже видели, людей было мало, их нужно было сосредоточивать в «болевых точках», чтобы они своим присутствием устрашали врага. В случае неудачи сосредоточенные силы приступали к массовым репрессиям, то есть устраивали террор — с двоякой целью. В настоящем требовалось заставить противника как можно скорее капитулировать, потому что экономия сил не позволяла вести затяжные войны, а в будущем — заставить его сидеть спокойно, чтобы устрашение снова сработало. Эпизод с Митридатом в точности соответствует этой схеме. Устрашение перестало действовать из-за слабости контингента, оставленного в Боспоре, а также из-за решимости Митридата, который, наверное, думал, что Рим, занятый Британией, отреагирует не сразу. Аквиле требовалось нанести быстрый и сильный удар, чтобы не увязнуть в конфликте, находясь в трижды невыгодном положении. Во-первых, тыл остался далеко: по словам Тацита, его войска углубились на восток, поскольку находились всего в трех днях пути от Дона — крайней границы римского мира. Во-вторых, наличный состав ограничивался несколькими когортами, то есть, вероятно, не набралось бы и половины легиона[38]. Наконец, его союзники аорсы обычно представляли собой угрозу для Боспора, так что их следовало остерегаться, если война затянется.