– Как здоровье? – участливо поинтересовался Дмитрий у пошедшего пятнами торговца.

– Спасибо, хорошо, – прошипел тот.

– Что-то ты бледный, давай, может, присядем?

– Мэст нэт! – с явным удовольствием в голосе процедил маркитант, ни разу не садившийся со времени экзекуции, даже спавший исключительно на животе.

– Будищев, это вы? – неожиданно позвал моряка сидевший в компании артиллеристов прапорщик Панпушко. – Идите к нам!

– Почту за честь, – охотно согласился тот.

Большинство из присутствующих офицеров хорошо знали Дмитрия, а потому возражений с их стороны не последовало. Напротив, они дружно сдвинулись, освободив боевому товарищу место. Еще через секунду перед ним оказалась глиняная тарелка с немудреной закуской и сделанный из бутылки стакан.

– Выпьете? – поинтересовался поручик Хомиченко, бывший старшим за их столом.

– Запросто, – кивнул Будищев. – Тем более есть за что.

– О, у вас повод! И какой же, позвольте полюбопытствовать?

– Я только что был в штабе и получил известие, что уже почти два месяца являюсь кавалером ордена Святого Владимира.

– Каково! Да точно ли это?

– Не знаю, но вряд ли бы Скобелев стал так шутить.

– Вы были у его превосходительства?!

– Ага. И он произвел меня в прапорщики. Завтра будет приказ. Давайте и вправду выпьем, что ли?

– Погодите, Дмитрий Николаевич! – решительно возразил Хомиченко. – Нет, мы, разумеется, выпьем, но сделать это надобно с выполнением всех положенных ритуалов. Господа, у кого есть звездочки?

– Возьмите мои, – со смехом заявил Панпушко и, скинув сюртук, быстро выковырнул звезду из погона, после чего бросил ее в стакан Будищева. – Теперь выпей до дна и представься нам уже как офицер!

– Смелее! – поддержали его остальные.

Дмитрий в ответ пожал плечами, затем, взяв двумя пальцами довольно-таки немаленькую чарку, одним махом опрокинул в рот вторую за сегодняшний вечер порцию водки натощак.

– Господа, – заявил он немного заплетающимся языком, – позвольте представиться вам по поводу получения, ик, чина. Ура!

– Нашего полку прибыло, господа, – поддержал его Хомиченко. – Ура!

– Ура! Ура! – закричали присутствующие и принялись чокаться и поздравлять своего товарища.

Пока они обнимались и выпивали, к ним подошли несколько казачьих офицеров в форме Таманского полка.

– Я смотрю, тут весело! – насмешливо сказал один из них – молодой хорунжий с неприятным выражением лица.

– Празднуем производство в офицеры, – пояснил ему подпоручик Артамонов, недавно прибывший с Кавказа и не знавший еще толком местных обстоятельств.

– О, повод более чем достойный, господа артиллеристы! Не могу не присоединиться к поздравлениям…

– И вам, добрый вечер, господин Бриллинг, – скривился в усмешке Будищев. – Хотите со мной выпить?

– Вы?! – округлил глаза офицер, сообразивший, кого именно он только что поздравил, но потом собрался и с вызовом в голосе ответил: – А почему бы и нет!

– Тогда добро пожаловать, – ухмыльнулся Дмитрий и, развернувшись в сторону маркитанта, крикнул: – Эй, Карапетка! Подай водки и закуски господам офицерам. Да снаряди кого-нибудь в лагерь, позвать моряков. А то они обидятся, чего доброго, что все пропустили.

Шаловливый солнечный зайчик проскользнул сквозь прореху на парусиновом пологе и остановился на лице мирно спящего Будищева. Не желая просыпаться, новоиспеченный прапорщик попытался прикрыться рукой, но несносное порождение солнца продолжало экзекуцию, настырно проникая сквозь пальцы. Оставался только один выход – перевернуться на другой бок, что наш герой и сделал, но… счастье окончательно отвернулось от него, и молодое красивое тело сверзилось с походной койки на покрытый кошмами земляной пол.

– Твою же мать! – простонал он.

– Дмитрий Николаевич, вы проснумшись? – раздался совсем рядом омерзительно трезвый голос Абабкова.

– Вроде того, – пробурчал Дмитрий, присаживаясь на кровать.

– Тады извольте умываться и завтракать!

– Ну его, – малодушно попытался отказаться офицер, но строгий вестовой мгновенно пресек ослабление дисциплины.

– Никак не можно-с! А ежели вам дурственно, так похмелитесь и вся недолга.

– Похмелиться? – переспросил Будищев, попытавшись сфокусировать взгляд на матросе.

– Конечно! – убежденно ответил тот.

– А есть? – в глазах прапорщика загорелась надежда.

– А как же-с, – жестокосердно ухмыльнулся Абабков. – На столе у прочих господ-офицеров стоит. Только чтобы туда пройти, прежде надобно умыться и в порядок себя привести. Ить ваше благородие теперича не кондуктор какой-нибудь. Понимать надо!

– А что, они уже встали?

– Давно уж, – пожал плечами матрос. – Их благородия господа Майер и Шеман уже чай пьют. Вы бы поторопились, а то у них все кончится.

– Ладно, – сдался Дмитрий, – давай умываться.

Ведро холодной воды, вылитое на неразумную голову, вернуло ей способность соображать, а телу двигаться. Закончив с умыванием, Будищев надел чистую рубашку и, накинув сверху мундир, решил, что он готов явить себя миру.

– Доброе утро, – иронически поприветствовал его сидящий за столом Шеман.

Надо сказать, что хотя командир морской батареи был по происхождению финном, выпить мог ничуть не меньше любого русского, что с успехом вчера продемонстрировал. Но при этом он никогда не страдал похмельем, чем приводил своих православных товарищей в совершенно искреннее недоумение. Находившийся рядом с ним Сашка Майер, даром что был немцем, такой счастливой способностью не обладал, но, судя по всему, успел подлечиться и встретил товарища довольной улыбкой.

– Здравия желаю, – буркнул в ответ Будищев.

– Не угодно ли чаю?

– Чай не водка – много не выпьешь! – отрезал прапорщик, вызвав радостный смешок у гардемарина.

– Справедливое суждение, – согласился с ним лейтенант, – но все же до адмиральского часа еще далеко, так что попрошу чрезмерно не налегать.

Договорив, он кивнул своему вестовому, и тот немедля наполнил стоящие перед молодыми офицерами чарки.

– А вы, Николай Николаевич?

– Воздержусь.

– Ну тогда, не пьянства для, но здоровья ради! – провозгласил Дмитрий и, чокнувшись с Майером, опрокинул в себя стопку.

Хлебное вино мгновенно впиталось в стенки желудка, как вода в иссушенную долгим зноем землю, но жизнь сразу же заиграла свежими красками, кровь быстрее побежала по жилам, а воздух из сухого и затхлого тут же стал свежим и прохладным. С таким самочувствием грех было не позавтракать, и Будищев, с удовольствием взялся за немудреную закуску. Стол был, вправду сказать, небогат, но лепешки еще горячими, овечий сыр мягким, а жизнь прекрасной.