Сара, ирландка, сидевшая возле Карлы, спросила, знакома ли она с творчеством Дэвида Малуфа. Карла отрицательно покачала головой. Ночь была теплая. Ей нравилось просто сидеть, смотреть и слушать.

– Ее стоит прочитать, – сказала Сара. – В ней передан ирландский дух. Законник и бандит. Две стороны одной медали. – Она рассмеялась и махнула рукой в сторону мужчин. – К счастью, мы спим с законниками.

– У меня в роду были ссыльные каторжники, – сообщила Келли, сидевшая напротив Карлы. – Со стороны мамы и папы. Я исследовала свой род вплоть до самой Ирландии. Я пишу по этой теме диссертацию.

– А что они сделали? – спросила Карла.

– Она украла соверен у своего нанимателя, – ответила Келли, – а он занимался контрабандой овец, но бегал недостаточно быстро. Сначала сослали ее, а через два года его. Они поженились в Новом Южном Уэльсе, и было у них двенадцать детей. У меня сохранились копии свидетельств о браке и рождении детей. Удивительно, но все дети выжили.

– Ты когда-нибудь была в Ирландии? – спросила Карла.

– В следующем году надеюсь поехать. Я хочу найти их родные места.

– Возможно, на том месте теперь стоят дорогие особняки, – предостерегла ее Карла.

Шарон прошла между ними с миской, наполненной салатом, и нарезанным домашним хлебом.

– Это только для начала, – сказала она, когда Гарри наложил себе полную тарелку. – Не забывайте, что еще будет основное блюдо. – Шарон отступила от стола на шаг и хлопнула в ладоши. – Ешьте и наслаждайтесь! – распорядилась она и сжала руку Роберта.

Карла гадала, платоническими ли были их отношения. Неужели можно быть настолько близким человеком для кого-то и не чувствовать мимолетной тяги, особенно в их случае, когда они так много делили между собой? После трех бокалов вина, в окружении веселящихся людей, Карла поняла, что сейчас не время для вопросов. Она просто наслаждалась моментом. Осужденные предки Келли потеряли ирландские семьи, однако смогли жить дальше. Это был ответ: нужно двигаться вперед. В этом новом мире ничто не отравляло ей жизнь. У них могли бы быть еще дети. Она позволила себе разделить надежду Роберта. Их взгляды встретились. Он улыбнулся, словно понял ее мысли, и, взяв бутылку белого вина и обойдя стол, разлил его по бокалам. Шарон приготовила барашка. Запах чеснока и розмарина разлился по террасе, когда она вышла из кухни. Гарри появился вслед за ней с тарелками, наполненными вареным картофелем.

Он уселся возле Карлы и завел разговор о рифе, где регулярно плавает среди косяков разноцветных рыб и зарослей кораллов. Он планировал провести там медовый месяц.

– Ты давно в Австралии? – спросила Карла.

– Одиннадцать лет. Как летит время… – Он придвинулся ближе и понизил голос. – Мы надеемся, что ты осядешь здесь.

– Я еще не решила.

Карла почему-то тоже понизила голос. Шарон стояла в дверях, держа в одной руке бутылку вина, а другой опираясь о притолоку. Ее силуэт четко вырисовывался на фоне освещенной кухни, ноги просвечивали сквозь прозрачную ткань юбки.

Гарри присвистнул и крикнул:

– Давай, девочка, давай!

Шарон обольстительно повела бедрами и исчезла в кухне.

– Здесь хорошая жизнь, – признался он. – В конце концов мы все здесь оседаем.

– У меня осталась семья в Ирландии.

– У нас у всех там семьи. Но мужчине нужна женщина здесь. Роберт ждал тебя слишком долго.

Это было осторожное предупреждение. Карла еле заметно кивнула.

Впереди у них было три недели, чтобы вволю поплавать и заняться любовью, длинные неспешные обеды и романтические ужины, поездки на машине и громкая музыка, которая не дает задать неизбежный вопрос. Они не будут вспоминать имя Исобель. Они не будут думать о завтрашнем дне. Они будут предаваться утехам и забудут обо всем. Они будут исследовать Большой Барьерный риф, держась под водой за руки, невесомые и спокойные в этом молчаливом мире постоянного движения.

Они отдыхали на палубе яхты, возвращаясь с Большого Барьерного рифа, когда небо потемнело. Облака, клубившиеся на горизонте, развалились и устремились к ним. Яхта принялась раскачиваться, и мелкие волны, которыми они наслаждались всего несколько минут назад, сменились пенящимися валами. Когда тугие струи дождя начали хлестать по морю, стало ясно, что пора укрыться под навесом.

– Давай-ка спрячемся! – Роберт поднялся и протянул ей руку. – Когда ударит в полную силу, мало не покажется.

Карла ухватилась за поручни.

– Ты иди! – крикнула она. – Мне нужно побыть одной.

– Я останусь с тобой, – заявил Роберт. Дождь намочил его волосы и ручьями стекал по щекам.

– Нет! – Необузданность шторма оживила Карлу. – Ты слышишь? Я хочу немного побыть одна.

Он поколебался, но, увидев ее лицо, повернулся и поспешил в убежище вместе с остальными.

Дождь хлестал по идущей на большой скорости яхте. Струи воды кололи лицо Карлы, словно иглы, и ей пришлось закрыть глаза. Волосы ее превратились в мокрые сосульки. Наверное, со стороны, одна на палубе, она выглядела сумасшедшей. Этакое безумное изваяние на носу корабля, идущего в шторм. Карла почувствовала, как гнев, который она так долго держала под контролем, охватил ее, крепче взялась за поручни и закричала. Она кричала на Роберта, который отвернулся от дочери, согласившись поверить, что она мертва, лишь бы не жить с болью неведения. Горло першило, но она продолжала кричать. Ветер подхватил этот крик и швырнул его навстречу волнам. Дождь закончился так же неожиданно, как и начался. Капли воды блестели на поручнях, по палубе текла вода. Ее гнев исчез с такой же скоростью. К ней подбежал Роберт с полотенцем.

– Сумасшедшая глупышка, – сказал он, понимая, что ее желание возникло так же внезапно, как и шторм.

– Ты презираешь меня за то, что я сбежал? – спросил он, когда они ночью лежали в постели.

Карла отрицательно покачала головой. Осуждать и сваливать пину на другого означало повесить на себя еще одну проблему.

– Я не могу презирать тебя, Роберт, – ответила она. – Я понимаю, почему ты уехал.

– Ты готова остаться здесь, со мной?

– Исобель жива, – ответила Карла. – Я не могу прекратить поиски.

– Она ушла от нас. – Он говорил так тихо, что ей пришлось придвинуться ближе, чтобы услышать его. – Живая или мертвая – больше не имеет значения.

– Имеет, Роберт. Это важнее, чем что-то другое.

– Важнее, чем наше счастье? – спросил он.

– Возвращайся со мной в Ирландию, – попросила она. – Мы можем начать все сначала, завести другого ребенка.

– Другой ребенок будет жить в ее тени, – возразил Роберт. – С тобой по-другому не получится.

– Ты думаешь, я одержимая?

– Я думаю, что ты влюблена в воспоминания. Для нас в Ирландии ничего не осталось.