Поначалу польщенная такой заботой о ее репутации, Силия осознала, что он больше беспокоится о себе, и рассердилась. Но не на Рамиза, а на себя. Она увидела в его отношении то, чего не было. Уже в шатре она почувствовала унижение и принялась сражаться с каким-то непривычным доселе чувством. И только забираясь в приготовленную для нее ванну, она осознала, что оно называется ревность.

— Ревную к женщине, которую я никогда не видела, — с отвращением пробормотала она, — и на которой он, возможно, вообще не женится.

Ванна подействовала на нее успокаивающе. Она стала натирать кожу ароматной смесью масел, и напряжение постепенно улеглось. Надо будет узнать рецепт смеси у Фатимы. Кэсси может им заинтересоваться, а дома готовую смесь точно не купить.

Дома! Это слово потрясло ее. Неужели она скоро вернется в Англию? Окажется вдалеке от этой пустыни и ароматов этой прекрасной земли? Вдали от чарующих контрастов золотистой пусты ни и зеленых оазисов? Далеко-далеко от А-Кадиза, его экзотики и яркого разноцветья? И от Рамиза?! Она еще не готова была уехать, но, считая дни, понимала, что скоро в Каир прибудет ее отец.

— Домой, — произнесла она вслух на пробу, но ничего не изменилось.

Для нее непереносима оказалась даже просто мысль, что придется покинуть Рамиза. Она не представляла, как будет без него жить.

— И это тоже надо признать, — обратилась она к своему отражению. — Я не просто очарована. И не только покорена им. Я люблю его.

Ее отражение улыбнулось. По губам медленно скользнула нежная улыбка.

— Я влюблена в Рамиза. — Улыбка стала еще шире. Кожу слегка покалывало. — Я влюблена в Рамиза.

О боже, я влюблена в Рамиза. — Силия отшатнулась назад на диван. — Я люблю очень его, и мне предстоит встреча с женщиной, на которой он, возможно, женится. — Она издала истерический смешок, по щеке скатилась горючая слезинка.

Она любит! Кто бы мог подумать? Она даже не предполагала, что на такое способна. Во всяком случае, на такую любовь. Она всегда думала, что любовь — это чувство спокойное, постепенно развивающееся, твердое и надежное, как оплот жизни. Но это… то, что она сейчас назвала любовью, было совсем не похоже на ее представления. Любовь пульсировала в ней, словно живое существо, и скорее составляла с ней единое целое, нежели была приятным придатком. Ее любовь сейчас — цель жизни, причина существования. Рамиз заполнил ее душу. Он — ее сердце, центр ее мироздания!

Силия рассмеялась. К таким фантазиям была склонна Кэсси, и Силия всегда ее поддразнивала на этот счет, а сейчас обнаружила, что такие чувства истинны. Настоящая истина. Сколько же ей пришлось ждать, прежде чем кто-то пробудил ее сердце!

Шейх Фарид оказался невысоким мужчиной и примерно того же возраста, что и отец Силии. На нем был совсем неброский наряд: черный халат и шахматная черно-красная гутра, но окружающие женщины с лихвой восполняли недостаток его роскоши. Силия насчитала шесть жен, увешанных таким количеством браслетов, ожерелий и прочих украшений, что те позвякивали при каждом движении. Кожу бедуинских женщин украшали рисунки хной и чернилами: сложный круговой узор с листьями и цветами и вкраплениями древних символов. Ногти были выкрашены в красный цвет при помощи той же хны, а глаза подрисованы в уголках черным, как у египетских фараонов. Все они были с открытыми лицами и с явным любопытством взирали на Силию. Правда, когда она им улыбнулась, они захихикали и опустили глаза.

Те чувства, какие вызывал в ней Рамиз, не имели никакого отношения к гарему, а относились только к нему самому. Любовь пленила ее тело и душу, и тело отзывалось на его прикосновения задолго до разума. Потому что она полюбила Рамиза.

Ясмина была права еще в одном — Силия всегда будет его любить. Она из тех женщин, которые любят только раз в жизни. У нее никогда никого другого не будет. С Рамиза ее любовь началась и им же закончится.

Вот только их любовь не ждет счастливое будущее. Одно утешает — Силия никогда не позволяла себе на это надеяться. Наступит день, когда все кончится, и она должна будет с этим смириться. Она с этим справится, и Рамиз никогда ни о чем не узнает. Потому что, если он будет уверен в подлинности ее чувств, он сочтет себя ответственным за нее. А если это затронет его честь… нет, она не может такого допустить.

Силия одевалась особенно тщательно. Лимонные плиссированные шаровары, стянутые в лодыжках жемчужно-серебряной вышивкой. Такая же вышивка красовалась на манжетах бархатного кафтана ее любимого нефритового цвета и на бархатных туфельках. Ее шею охватывало перламутровое ожерелье, а запястья — такие же браслеты. В волосах тоже поблескивали отдельные бусинки — она соорудила себе прическу, сделав свободный узел и приспустив его на одно плечо.

«Вполне прилично», — подумала она, глядя на себя в зеркало. Сужающийся книзу кафтан подчеркивал ее длинные ноги и высокий рост. Жемчужины добавляли блеска коже. Благодаря заботам Адилы и Фатимы ее волосы просто сияли. «Я выгляжу экзотично», — осознала Силия. Наряд скрывал много больше, чем обычное платье для бала, но сквозь боковые разрезы кафтана вполне ясно виднелись ее ноги в полупрозрачных шароварах, да и его мягкие складки отчетливо намекали на скрытые под ним формы без всяких корсетов. Силия засмеялась, представив, что бы подумала о ней тетя София, если бы сейчас здесь оказалась!

Может, Рамиз и не испытывает к ней сильных нежных чувств, но он испытывает к ней желание, а в подобном наряде она станет для него настоящим соблазном. Эго понимала даже она со своей неопытностью. «Хоть какое-то утешение», — сказала Силия себе, выходя из шатра.

Она увидела, что Рамиз о чем-то совещается с Акилом. Он выглядел настоящим принцем в своих официальных одеждах из белого шелка с золотым обрамлением и с блестящим ятаганом на поясе. Рамиз лишь мимолетно глянул на Силию и вернулся к своим делам: он отдавал распоряжения стражникам, одновременно проверял, все ли в порядке с дарами для шейха Фарида, и нетерпеливо выслушивал бесконечные донесения Акила.

Принц лично возглавил официальную процессию к бедуинским шатрам. За ним следовал начальник стражи — такой громадный, что Силии подумалось: из его одежд можно соорудить целый шатер. Следующей шла сама Силия, за ней Акил, замыкали цепочку стражники с зажженными факелами.

Акил постоянно за Силией приглядывал и следил, чтобы она не была на виду. Он ничего не говорил, но Силия знала, что он не одобряет ее присутствия. Без сомнений, он очень тревожился, насколько здесь уместно появление англичанки, и она не могла его за это винить — тем более что его недавние подозрения, можно считать, оправдались. Он наверняка считает ее падшей женщиной и только обрадуется, когда она покинет А-Кадиз. Тем более что он и ее дружбу с Ясминой не очень-то одобрял. Эта мысль опечалила Силию, и она решила сделать все возможное, чтобы не вмешиваться в официальные дела.

Как оказалось, роль зрительницы пришлась ей очень даже по душе — она получила отличную возможность понаблюдать за действиями Рамиза в качестве правителя. Как Силия и предполагала, он исполнял свои обязанности с большой уверенностью и достоинством. Когда же настала очередь ритуальной раздачи милостыни, он совершенно поразил ее полным отсутствием высокомерия. Выслушивая каждого, кто обращался к нему с просьбой, Рамиз выказывал только участие и терпение. Он обладал редчайшим даром — не повышать голос и давал времени успокоиться даже самым нервным или агрессивным просителям. Он с трогательным уважением относился к старейшинам и шутил с молодыми людьми. Очередь из просителей выстроилась достаточно длинная, но никто не торопился. В этом просто не было смысла. Каждый случай подробно рассматривался, каждое решение объявлялось во всеуслышание, и только после кого Рамиз приступал к следующему. Не все получали, что хотели, но со всеми обращались по справедливости, и Силия осознала, что именно это, а не деньги, здесь главное. Принц Рамиз был справедлив и близок к народу.