Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А я-то как соскучилась! Я живу, словно в аду. Сутками не вижу тебя. За что это все?
— Мамуль, давай прекратим эту глупую войну. Женька тебе не враг. Знаешь, какая у меня самая заветная мечта?
— Бросить институт? — испуганно проговорила мать.
— Да нет, что ты! Сделать так, чтобы вы друг друга если не любили, то хотя бы уважали.
— Уважать его? За что?
— Хотя бы за то, что он много лет, с самого детства, живет бок о бок с тяжело больным человеком. Это нелегко.
— Да, — согласилась Ольга Арнольдовна. — Нелегко. Но родителей не выбирают. Тебе тоже в отрочестве было довольно тяжело. Но ты же не пошла работать почтальоном.
— У меня была ты. А у него никого.
— Где его отец?
— Не знаю. Он ничего про него не говорит. Возможно, его мать не была замужем.
— Возможно. — Мать брезгливо поджала губы.
Женя поняла, что дальше разговаривать бессмысленно. Достаточно и того, что она согласилась выслушать хоть пару фраз о Женьке — прежде, при одном упоминании его имени, ее охватывала истерическая дрожь.
Женя залпом выпила чай, оказавшийся не горячим, а теплым.
— Пойду я. Восстановлю свое доброе имя.
— Иди. — Ольга Арнольдовна привлекла ее к себе и поцеловала. Потом подумала и осенила крестом.
— Это еще зачем? — засмеялась Женя.
— А чтоб побыстрее выздоравливала, — бодрым голосом проговорила мать. На слове «выздоравливала» она сделала многозначительное ударение.
Женя кивнула и ушла к себе. До вечера она честно корпела над книжками, стараясь выполнить все требования Столбового. К ночи ее стала одолевать тоска. За прошедшие полтора месяца это была первая ночь, когда Женьки не было рядом. Женя физически ощущала его отсутствие, ее тело ныло, но не от жара, а от невозможности хоть на мгновение прикоснуться к нему, почувствовать плечом его плечо, ладонью его ладонь. Она даже согласна была на то, чтобы за стеной возилась Зинаида — лишь бы снова оказаться вместе, лишь бы он продолжал заботиться о ней со своей обычной серьезностью и обстоятельностью. В конце концов, благодаря Женьке, ее болезнь прошла, едва начавшись, значит, правда, их что-то связывает, что-то незримое, на уровне биотоков.
Телефон молчал. Это означало только одно — Женька на нее обиделся. Возможно, без нее ему так же плохо или даже еще хуже, иначе бы он не цеплялся так отчаянно за их ежедневные свидания.
«Нужно самой позвонить ему, — решилась Женя. — Уговорить приехать. Пообещать, что мать не выйдет из комнаты». Она набрала давно выученные наизусть цифры.
Женька долго не отзывался. Ей пришлось дважды перенабрать номер и повторить вызов. Наконец, он ответил:
— Да, алё.
— Это я.
— Знаю, что ты. Вижу на определителе. Дальше что?
— Жень, может приедешь?
— К тебе?
— Да.
— Это исключено.
— Ну, пожалуйста! Я очень тебя прошу.
— И не проси. С меня хватило одного раза.
— Больше так не будет. Я только что говорила с мамой. Она… она станет вести себя по-другому.
— Я сказал, нет. Если хочешь, могу заехать за тобой. Встретимся в метро.
— Я устала. Я весь день вкалывала, и — между прочим — у меня все еще есть температура.
— Возьмем машину. Я премию получил.
— Пошел ты! — одновременно зло и жалобно проговорила Женя.
— Тогда спокойной ночи. — Он отключился.
Женя едва удержалась от того, чтобы не швырнуть телефон на пол. До самого утра она проворочалась, не смыкала глаз, ей казалось, что болезнь вернулась и у нее снова сильный жар.
На рассвете Женя, не выдержав, вскочила, сунула под мышку градусник, но, к ее удивлению, он показал ровно тридцать шесть и шесть. Она поглядела на часы: было шесть с мелочью. Значит, Женька уже не спит. Женя потянулась, было, за телефоном, но передумала и начала быстро одеваться. Разбуженный ее суетой Ксенофонт спрыгнул с дивана на пол — и начал деловито вылизываться. Женя, крадучись, вышла на кухню, подогрела чайник, стараясь все делать бесшумно, чтобы не разбудить мать. Потом соорудила себе пару бутербродов и наскоро позавтракала.
Подгоняемая какой-то странной и неодолимой силой, она выбралась в прихожую, надела пальто и сапоги и выскользнула из квартиры, незамеченная Ольгой Арнольдовной.
За вчерашний день метель поутихла. Еще горели с ночи фонари, но на улице быстро светлело. Проваливаясь по щиколотку в сугробы, Женя заковыляла к остановке. Она чувствовала себя школьницей, сбежавшей с уроков, ей было и весело, и тревожно одновременно.
Транспорт оказался полупустым, утренний час пик еще не наступил. Женя довольно быстро доехала до Парка Культуры, пересела на троллейбус и вскоре была возле Женькиного дома. Ей в голову пришла шальная мысль подкараулить его где-нибудь на улице — наверняка он со своими газетами ходит где-то поблизости. Однако она побоялась, что долгие поиски на морозе заставят ее слечь окончательно. Женя поколебалась и позвонила Женьке по мобильному.
— Да, — ответил он почти тут же. — Ты что, уже проснулась?
— И не только.
— А что еще?
— Да ничего особенного, если не учитывать то обстоятельство, что я стою у твоего подъезда.
В трубке на пару секунд воцарилась тишина. Потом Женька обалдело произнес:
— У тебя все в порядке с головой?
— Наверное, нет. — Женя улыбнулась. — Дело в том, что я всю ночь не спала.
— Это еще почему? — в его голосе звучала язвительность.
— Сам знаешь. Мне стоять тут и превращаться в снежную бабу, или у тебя есть другие варианты?
Женька хмыкнул.
— Ну ты и задаешь задачи! Ладно, стой, я сейчас подойду. Или вот что: набери «ноль семьдесят три» и зайди в подъезд, там теплей.
— Хорошо.
Она нажала на кнопки домофона. Дверь открылась. Женя поднялась по ступеням на пролет вверх, подошла к окну и стала ждать. Минут через пять она увидела Женьку — тот шел от соседних домов с огромной сумкой через плечо. Не дожидаясь, пока он подойдет, она выбежала ему навстречу.
— Ну и чем ты отличаешься от моей матери? — Женька смотрел на нее и улыбался. Улыбка, правда, была скорей печальная, чем радостная, но, во всяком случае, приветливая, а не саркастическая, несмотря на смысл сказанного. — Так и будешь бегать туда-сюда и меня же в этом упрекать?
— А что еще мне остается? — философски заметила Женя.
— Ты бы хоть до вечера подождала, что ли.
— Я не могла.
— А. Ну, понятно. И что теперь ты предлагаешь, взять тебя с собой разносить корреспонденцию?