Элспет взмахнула мечом и опустила его Оргриму на голову. Удар застиг его врасплох, меч разрубил висок. Нанести второй удар она не успела: подскочив к жаровне в углу, он запустил голую руку в тлеющие угли.

Элспет в ужасе увидела в руке колдуна его собственный меч, раскаленное полотно которого горело синим пламенем.

— Ты совершила глупость, девчонка, — проговорил он. — Придется тебя прикончить.

Элспет чувствовала, как пульсирует в ее руке хрустальный меч. «Помоги!» — взмолилась она.

Наконец-то меч стал ей помогать. Он вел ее, а она только следовала за ним, делая выпады и нанося удары. Оргрим зашатался.

Победа? Но нет, то была обманная уловка. В следующее мгновение он обрушил на нее свой меч с сокрушительной силой и разрубил ей правое плечо.

Едва не теряя сознание от боли, она попятилась. Оргрим преследовал ее с проворством змеи, нанося неожиданные жалящие удары. Элспет умудрялась отбивать их, но тошнотворная боль ослабляла ее руку при ударах двух мечей. Она отступала, отбивая его удары, все хуже вынося боль от раны. Хрустальный меч по-прежнему вел ее руку, но она чувствовала, как иссякает и его сила.

Его или ее? В этом некогда было разбираться.

Собрав последнюю волю, она сделала выпад и, найдя лазейку в обороне Оргрима, рубанула его по ноге. Свободной рукой он схватил ее за раненое плечо и швырнул на спину. От боли у нее хлынули слезы из глаз. Он навис над ней, не давая шевельнуться.

Последним, что она увидела, был опускающийся на нее вороненый меч.

У Эдмунда заходил ум за разум. «Белый Хвостик», — произнес насмешливый голос. «Белый Хвостик»… Таким прозвищем называл его один-единственный в целом свете человек, сравнивавший его с гусятами на озере, — дядя Аэлфред. Высокий красавец Аэлфред, собиравший с Эдмундом ежевику, обещавший посвятить его в захватывающие тайны… Дядя Аэлфред, отправившийся в Галлию, когда решил, что его честолюбие не может быть удовлетворено при царствовании зятя… Дядя, просивший мать Эдмунда прислать к нему племянника, когда тот подрастет. Аэлфред — единственный в целом свете человек, которому его мать могла со спокойным сердцем доверить сына, мелькнуло у Эдмунда в голове.

Как мог Аэлфред обернуться Оргримом? Разве человек способен превратиться в полную свою противоположность?

В голове у Эдмунда стремительно проносились противоречивые мысли. «Быть может, моя матушка была ослеплена любовью к брату, быть может, батюшка слишком подолгу отсутствовал и не мог прозреть правду, но сам-то я должен был догадаться! Все признаки были налицо, не хватало только зоркости!»

Он вспомнил холодный и насмешливый дядин взгляд, смех, которым тот встречал все его попытки произвести впечатление. На прогулках Эдмунд карабкался на самые высокие деревья, находил самые недоступные местечки, чтобы схорониться, когда они играли в прятки среди вязов. Но Аэлфред всегда мигом находил его. «Он годами пользовался моим зрением! — дошло до Эдмунда только теперь. — На мне он оттачивал свое мастерство Провидца». Эта мысль привела его в ярость, он вскочил, выудил из сена пожалованные Клуараном лук и колчан со стрелами и, как ужаленный, выскочил из сарая.

Менестрель давно скрылся. Эдмунд озирался, соображая, в какую сторону бежать. Ему надо было вернуться на площадь, а дорога на северо-восток увела бы его совсем в другую сторону. Нет, лучше попасть к северным воротам и там определить, как добраться до жилища отшельника.

Он побежал во весь дух, не думая о возможных преследователях. Во всем происходившем был повинен один он! Все это время Элспет путешествовала вместе с человеком, который не мог не навести на нее ее лютого врага. Дядя непременно нашел бы Эдмунда, ибо они были связаны чем-то большим, чем дар Провидца. Быть может, он с самого начала знал, что Эдмунд окажется на «Копьеносце», на борту которого будет плыть сундучок; но откуда ему было знать, что Эдмунд окажется одним из двух спасшихся? Как же дядя ликовал, наверное, когда племянника выбросило на берег вместе с сундучком, зная, что отныне сможет проследить за судьбой содержимого этого сундучка!

Эдмунд уже спотыкался от изнеможения, а городских стен все не было видно. Он обязан был что-то предпринять! Но кто знает, какое зло успеет причинить Оргрим Элспет, пока он, Эдмунд, будет искать убежище отшельника? Да и найдя, что сможет сделать он, вооруженный только луком со стрелами? Дядюшку, несомненно, будет стеречь целая сотня колдовских заговоров!

И тут его посетило озарение, ослепительное, как сам хрустальный меч. «К чему мне лук и стрелы, ведь я могу дать ему бой в его собственном мозгу!»

Эдмунд замедлил шаг и устремил мысленный взор вперед, отыскивая Оргрима. Поиск был недолог: вскоре он ощутил присутствие колдуна, окруженного почти осязаемым ореолом зла. Но на сей раз к злу примешивалось еще кое-что: мгла с привкусом стали, словно Оргрим выставил хитроумный заслон вокруг своих мыслей.

«Все равно ему меня не удержать! — поклялся Эдмунд. — Клуаран прав: я не дам Элспет умереть, пока у меня остается малейший шанс спасти ее. Куда бы Оргрим ни попытался запрятать свои мысли, я все равно найду их!»

Вороненый меч обрушился на правую руку Элспет. Она ахнула, но меч отскочил от серебряной перчатки.

— Он охраняет тебя, — молвил Оргрим с оттенком почтительного страха. Потом принес из угла чугунную жаровню и подставил ее ей под ноги. От углей тянуло жаром, искры жгли ей колени. Оргрим наступил на ее руку, сжимавшую меч.

— Попробуем вот так…

Внезапно он замер и изрыгнул с искаженным лицом непонятные слова.

В душе Элспет снова затеплилась надежда.

— Эдмунд! — простонала она и попыталась в последний раз оторвать от пола руку. В ней еще оставалась сила меча.

«Ну, Элспет! Еще удар — и он будет побежден!»

Но прежде чем волшебный меч был снова занесен, Оргрим опомнился и сильнее придавил руку девочки сапогом к полу. Элспет прикусила язык, иначе не сдержала бы отчаянного крика. Она больше не чувствовала ни руки, ни меча, хотя знала, что он по-прежнему горит, сжимаемый ее пальцами.

— Как ему это удается? — взревел Оргрим. — Такому щенку!

Он негромко свистнул — и огромная черная птица, которую Элспет принимала за каменное изваяние, села ему на плечо.

— Найди его! — приказал колдун ласковым голосом и толчком распахнул тяжелую дверь, выпуская птицу на волю. — Думаю, ты уже готова подарить мне свой меч, — обратился он к Элспет.

Сердце девочки сковало холодом. Какую опасность несет Эдмунду эта птица? Не осталась ли она, Элспет, совсем одна?

«Ты никогда не останешься одна», — отозвался бесстрастный голос у нее в голове — но еле слышно, как ветерок, несущий снежную поземку.

«Вернись!» — в отчаянии позвала Элспет, но не получила ответа.

— Твой белобрысый дружок торопится тебе на выручку, — сказал Оргрим. — Не помню, говорил ли я тебе, что знавал его совсем еще малышом?