Беннет полюбовался пронзительно-голубым небом с белоснежными барашками облаков, затем неторопливо подошел к газетному киоску, постоял там, рассматривая обложки журналов, – это чтобы дать время обеим командам приготовиться без спешки к наблюдению и контрнаблюдению – и решительно направился в сторону Нью-Кевендиш-стрит.

Арч Беннет, агент МИ-6, начал свою игру.

Пробуждение было долгим и болезненным. Меня окружали неясные, расплывчатые фигуры, которые то приближались, то исчезали, открывая голубую пустоту, обрамленную туманной дымкой и наполненную голосами. Они звучали со всех сторон, разной тональности и громкости, издалека и совсем близко, угрожающе-резко и монотонно, будто кто-то читал Псалтырь.

Я попытался сфокусировать взгляд, но у меня ничего не вышло. Тогда я мысленно очертил крохотное голубое пятнышко прямо перед глазами и представил, что протираю его мягкой ветошью. Постепенно прозрачный круг расширился, туман рассеялся, и я понял, что лежу на земле, надо мною натянут небесный шатер, а вокруг снуют, громко разговаривая, незнакомые вооруженные люди.

Собравшись с силами, я сел. И обнаружил, что скован по рукам и ногам. Самое странное, я даже не удивился. Мне за свою жизнь столько раз приходилось попадать в подобные ситуации, что их всегда неприятная новизна только слегка щекотала нервы.

Я сидел и смотрел. На меня никто не обращал ни малейшего внимания, будто я стал человекомневидимкой. Одетые в полевую камуфлированную форму коммандос деловито таскали какие-то ящики, тюки, собирали разбросанное там и сям оружие. Неподалеку от меня лежал старший из блондинов, а над ним стоял, будто в глубоком раздумье, герр Ланге. И тот и другой получили ранения: у первого были перебиты ноги, а немец, зажав ладонью левый бицепс, безуспешно пытался остановить кровотечение.

– Мигель! – раздался знакомый голос, и ко мне подошел Кестлер. – Как ты себя чувствуешь?

Прежде чем ответить, я некоторое время внимательно изучал его физиономию. Она прямо-таки излучала добродушие и участие.

– Зачем? – спросил я, проигнорировав его вопрос.

Он меня понял.

– Узнаешь. – Педро дружески подмигнул. – Я человек подневольный, мне так приказали.

– Кто?

– А я и сам не знаю. Хочешь – верь, хочешь – нет. Приказали – и точка. Они хотят с тобой побеседовать.

– Зачем тогда было меня усыплять? Между прочим, это чертовски неприятно и больно. Сказал бы по-человечески – и все дела. Куда бы я делся?

– Э-э, Мигель, прости, но у меня был приказ тебя обездвижить и надеть браслеты. Это было подчеркнуто несколько раз. Похоже, ты очень опасный человек, Мигель. Впрочем, о чем это я, ведь мне пришлось видеть тебя в деле. Так что извини.

– А ты хорошо сыграл свою роль.

– Почему сыграл? – удивился Кестлер. – Я дипломированный повар. Когда завязал с "дикими гусями", чем-то нужно было заниматься. Сбережения у меня, конечно, есть, но весьма скромные. Так что пришлось хорошо призадуматься, как зарабатывать на хлеб насущный.

– И сколько ты на мне заработал?

– Обижаешь… – огорчился Педро. – В экспедиции профессора у меня была совершенно другая задача. Это потом, гораздо позже, когда мой босс через свои каналы познакомился с досье на каждого из нашей команды гробокопателей, мне приказали не спускать с тебя глаз.

– Значит, суперсовременная аппаратура космической связи принадлежит тебе, а не охранникамкариокам?

– Ясное дело, – ухмыльнулся Кестлер. – У них был ящик поплоше. Устаревшая модель.

– Вертолеты вызвал ты?

– Конечно. Как только лесные бродяги нашли шкатулку, так я и…

Он вдруг запнулся, будто прикусил язык. И побагровел от досады. Я понял – Педро проговорился. Что это, интересно, за шкатулка, ради которой в сельву брошены такие силы и средства? Я не стал акцентировать внимание на его промахе, лишь спросил:

– Долго еще мне здесь валяться в этом железе? – Я звякнул цепочкой, соединяющей браслеты рук и ног, – она позволяла только медленно ходить, притом согнувшись, утиной походкой, переваливаясь с боку на бок.

– Должны позвать… – Кестлер, вытянув шею, пытался заглянуть за сваленное в кучу барахло.

Там виднелась просторная армейская палатка. Видимо, ее поставили прилетевшие на вертолетах коммандос. Винтокрылые машины приземлились на противоположной стороне реки, где была обширная песчаная коса, единственное свободное от деревьев место поблизости.

– Педро! Эгей, Педро-о! – Я увидел, как возле палатки кто-то замахал руками. – Давай веди!

– Зовут, – обрадовался Кестлер. – Вставай, Мигель. Давай я помогу.

– Как-нибудь сам… – Я поднялся на ноги с такой легкостью и стремительностью, несмотря на оковы, что Педро невольно отшатнулся.

Да, тертый калач, этот бывший "дикий гусь". Осторожен и хитер, как змей.

– Ты того… – Педро замялся.

– Без глупостей?

– Ну…

– Не переживай. Та дурь, что ты мне под лопатку пульнул, конечно, отшибла мозги, но не совсем. Даже интересно, кто это мне назначил такую козырную встречу в сельве?

Что-то в моем тоне Кестлеру не понравилось, но он промолчал, только подозрительно зыркнул и сразу же спрятал глаза. Ты верно понял, Педро. Я не из тех, кого можно безнаказанно посадить на цепь, как пса…

У палатки стояла охрана, два здоровенных лба.

– Обожди… – бросил мне Кестлер и нырнул внутрь палатки.

Коммандос смотрели на меня пугающе холодно и безразлично. Прикажи им босс, они зарезали бы меня не моргнув глазом, как петуха, предназначенного в суп.

– Входи, – позвал через минуту-другую Педро, выглянув наружу.

Я молча последовал за ним.

В палатке было достаточно просторно, несмотря на то, что она была разделена на две части плотной занавеской. В своего рода передней стоял армейский складной стол, на котором солидно посверкивали разноцветные сигнальные светодиоды какой-то сложной аппаратуры – нечто похожее на гибрид телефона, факса, компьютера и еще черт знает чего. На экране монитора медленно проплывала панорама реки с птичьего полета. По тому, как в кадр попало и поселение, где мы находились, я понял, что один из вертолетов барражирует с телекамерой на борту, выполняя охранные функции. Солидно поставлено дело у этих ребят.

– Мигель Каррерас? – то ли спросил, то ли ответил утвердительно самому себе сидевший на походном стуле-вертушке крепкий, но уже несколько располневший человек в той же форме, что и остальные коммандос.

Он был гринго, белым, хотя загар и мозолистые руки, привыкшие к оружию и рукопашным схваткам, подсказывали, что этот человек – похоже, начальник коммандос – в кабинетах не сиживал.

Я молча кивнул, не утруждая себя лишними словами.