Некоторое время нас носило подводными течениями толпы от одной группки к другой, и мы с Прют чудом не теряли друг друга.

Мафальда была бы недовольна. Эта мысль пришла мне на ум внезапно, я расхохоталась, и Прют засмеялась в ответ, а вслед за ней – еще десяток человек из разных мест толпы, словно вокруг были друзья и у всех действительно имелся общий повод для смеха.

В какой-то момент, чтобы нас не унесло в разные стороны, Прют ухватила меня за руку, и это было так естественно и просто – не замереть, не испугаться, даже слегка согнуть пальцы – и вот мы уже держимся за руки, как настоящие подруги.

– Давай туда! – сказала она, показывая в какой-то из переулков, который для меня ничем не отличался от других. Кто-то впереди играл на скрипке – ломано, плохо, потому что музыканта то и дело толкали из стороны в сторону. Над нами, колыхаясь на ветру, пели, звеня, тонкие морские раковины, нанизанные на кольца. Под раковинами пестрели вывески – «Морской Лев», «Три звезды», «Чаша правителя». Везде было битком – люди придвигали к столикам бочки, облепляли барные стойки, стояли у стен с бокалами в руках.

Дверь, в которую мы вошли, ничем не выделялась, но, видимо, оказаться здесь мне было суждено. На бронзовой вывеске сбоку я разглядела только слово «конь» и рисунок, напоминавший темно-красную кляксу ржавчины.

Внутри было темно и тесно. Помещение под низким потолком освещалось десятками свечей, лепившихся к многоногим подсвечникам. Я как раз успела сесть рядом с Прют и принять из рук полной девушки в грязноватом чепце глиняную кружку, от которой поднимался ароматный хмельной пар, когда двери снова открылись и зашел Сорока.

«Приходи до ночи Огней», – сказал он, расставаясь со мной на въезде в город. Я припозднилась – и все-таки оказалась здесь, хотя и не специально.

Сорока был одет неприметно, зато его рыжие волосы нимбом парили над головой. Он улыбался широко и смело, как человек, пришедший к себе домой.

Он шел во главе целой компании: у него за плечом маячил Воробей и еще несколько парней, старшему из которых с виду было лет двадцать пять, а младшему – не больше пятнадцати.

Трусливая часть меня надеялась, что Сорока не узнает меня с перекрашенными волосами и в платье.

– Ничего себе! Все же решила заглянуть ко мне на огонек? – Его зоркий зеленый взор ощупал меня с ног до головы всего за несколько мгновений, и мне стало неловко. Сорока широко улыбнулся мне, а потом уставился на Прют – взгляд его разом наполнился неподдельным восхищением.

– Сорока к вашим услугам, госпожа моя. – Он отвесил ей шутовской поклон. – Что желаете выпить? Я угощаю.

– У нас уже есть, – ответила она невозмутимо, но я заметила, что щеки ее заалели.

– Как скажешь, красавица. И все же… – Сорока кивнул куда-то за плечо. – Парни, принесите-ка нам с барышнями вина и закусок – про запас, – а потом подождите меня где-нибудь, ладно?

Друзья Сороки рванули к барной стойке как вышколенные слуги. Это выглядело странно.

Сорока повернулся к нам. В свете газовых рожков его глаза таинственно мерцали, а лицо казалось темным от веснушек.

– Познакомишь меня со своей подругой, Алисса?

– Алисса? – Прют нахмурилась. Наверное, я бы покраснела, если бы могла.

– Сорока – Прют, Прют – Сорока, – торопливо пробормотала я. – Мы с Сорокой познакомились по дороге на Уондерсмин… И какое-то время путешествовали вместе. Прют – дочка Мафальды, я рассказывала… Я сейчас у нее живу. В университетском городке.

– О, это я знаю. – Сорока принял из рук у Воробья глиняный кувшин, а потом – блюдо с сыром, орехами и медом. Друзья Сороки сели за стол на почтительном расстоянии от нас.

– Не то чтобы я следил за тобой – это скорее везение.

– Тебе Воробей рассказал?

– Ну да, конечно. Надо сказать, он меня здорово удивил. Но об этом позже. – Сорока повернулся к Прют. – Что вы изучаете в университете?

За следующие полчаса Сорока вытянул из нее все. Прют и без того была сегодня болезненно весела, но он сумел развеселить ее еще больше – а ведь они только познакомились. И вот Прют – Прют! – смеялась над его шутками, а потом рассказывала ему историю своего поражения в борьбе за грант Слепого Судьи. Сорока сочувственно ахал, задавал правильные вопросы в нужных местах, подливал вина. За мной он так не ухаживал – я хмуро жевала кусочек сыра, не чувствуя вкуса.

Не знаю, специально или нет, но Сорока вынес меня за пределы их разговора – он вел себя так, как будто меня за столом не было. Конечно, любой нормальный человек предпочел бы разговор с Прют разговору со мной, и все-таки мне было обидно.

– Скоро летучие огни! – крикнул кто-то от дверей, и многие, в том числе Прют, повскакивали с мест и устремились к выходу.

– Пошли! – крикнула она через плечо, обращаясь то ли ко мне, то ли к Сороке. – Будет красиво!

Я хотела последовать за ней, но Сорока ухватил меня за запястье. Я вдруг заметила, что в баре не осталось никого, кроме нас, его друзей, сгрудившихся у стен, и хозяина, неторопливо протиравшего стойку не очень чистой тряпкой.

– Послушай меня, сестренка, хорошо? – Он отпустил мою руку. – Нам хорошо бы пойти на улицу, так что я буду кратким, а не как обычно, ладно? Мне пока не удалось сделать то, что я хотел. Мне все еще нужна твоя помощь, Алисса. Это связано со Слепым Судьей… Уверен, ты уже догадалась. Я знаю, что и ты все еще не нашла, что искала. Возможно, Слепой Судья поможет нам обоим… И твоей подруге заодно… Ну не совпадение ли, а? Сдается мне, все дорожки ведут туда.

Я перевела взгляд на спутников Сороки. У многих из них – в том числе у Воробья – были тоскливые, нетерпеливые лица. Они, видимо, очень хотели на улицу, но оставались на месте, будто против воли.

– Ты у них главный, да?

Сорока пожал плечами и широко, обезоруживающе улыбнулся.

– Виновен. Извини, мы были плохо знакомы, а это не то, о чем болтаешь случайным попутчикам. Алисса, я предлагаю новый план. Вижу, что ты пока не доверяешь мне и Птицам достаточно, чтобы ввязываться во что-то… значительное. Поэтому давай начнем с малого. Стань Вольной Птицей… на птичьих правах. Посмотришь, кто мы такие и чем занимаемся. Не будешь делать то, что делать не захочешь… А потом примешь решение по поводу Судьи. Прошу тебя хорошенько подумать и ответить мне… скажем, завтра. Ладно?

– Ладно, – пробормотала я, и по моей коже тут же пробежал холодок дурного предчувствия.

– Вот и славно. – Сорока ударил своей кружкой по моей. – Выше голову, сестренка. Кстати, если согласишься, после тебя ждет подарочек. Не скажу какой. Но, поверь, ты будешь в восторге. Отпустивший ничего не делает просто так – возможно, нам суждено пригодиться друг другу.

– Отпустивший или Гневный? – пробормотала я, отодвигая чашку, и Сорока беспечно пожал плечами:

– Не вижу особой разницы, раз уж результат один. Ну что, пойдем смотреть на огни?