Затем, с невозмутимым выражением лица, она вновь возвращается к своим заметкам так, словно не угрожала только что его жизни. За спиной Захры Алекс видит Джун, которая, судя по всему, тоже не верит в его ложь.

– У тебя есть фамилия?

Алекс никогда не называл Генри полным именем.

– Что?

– Фамилия, – повторяет Алекс. Близится вечер, и за окнами Белого дома стоит пасмурная погода. Алекс лежит на спине посреди Солнечной комнаты, доделывая свои рабочие заметки. – Та штука, которых у меня целых две. Ты носишь фамилию отца? Генри Фокс? Или фамилию матери?

Услышав шорохи, Алекс думает, что Генри сейчас в постели. Уже пару недель им не удается увидеть друг друга, поэтому его фантазия сразу представляет картину по другую сторону трубки.

– Официальная фамилия – Маунткристен-Виндзор, – отвечает Генри. – Через дефис, как и твоя. Таким образом, мое полное имя… Генри Джордж Эдвард Фокс-Маунткристен-Виндзор.

Алекс устремляет изумленный взгляд в потолок.

– О… Боже мой.

– Я серьезно.

– А я считал, что Александр Габриэль Клермонт-Диас – это просто кошмар.

– Тебя назвали в честь кого-то?

– Александр – в честь отца-основателя, Габриэль – в честь святого, покровителя дипломатов.

– Вполне очевидно.

– Да уж, у меня не было шансов. Мою сестру назвали Каталиной Джун в честь местечка в Аризоне и певички Джун Картер Кэш, мне же достались все сбывшиеся предсказания.

– Я отхватил королей-геев, – замечает Генри. – Как тебе такое пророчество?

Алекс смеется и отбрасывает свои заметки в сторону. Он не собирается больше возвращаться к работе над кампанией этим вечером.

– Три фамилии подряд – это просто издевательство.

Генри вздыхает.

– Еще в школе нас называли попросту Уэльсами. Хотя сейчас Филипп служит в Королевских ВВС под именем лейтенанта Виндзора.

– Генри Уэльс, значит? Это еще куда ни шло.

– Согласен. Ты из-за этого звонишь?

– Возможно, – отвечает Алекс. – Считай это за банальный интерес к истории. – Хотя правда кроется в дрожащем голосе и нерешительности Генри, которую он слышит в трубке всю неделю. – Кстати, об истории. Забавный факт: я сижу в комнате Нэнси Рейган, в которой она узнала о том, что ее мужа, Рональда, застрелили.

– О господи.

– А еще здесь же старина Хитрый Хер сказал семье, что подает в отставку.

– Прошу прощения, что за старина Хитрый Хер?

– Никсон! Слушай, ты сводишь к нулю все, за что боролись старые пердуны этой страны, так надругавшись над любимцем республиканцев! Выучи хотя бы основы американской истории.

– Не думаю, что слово «надругательство» здесь подходит, – отвечает Генри. – Такие условности уместны лишь с девственницами, а, кажется, речь шла вовсе не о них.

– Ага, а я уверен, что ты почерпнул все свои навыки из книг.

– Ну, я ходил в универ. Чтение книг может быть здесь совсем ни при чем.

Двусмысленно промычав что-то в ответ, Алекс решает свести обмен колкостями на нет. Он окидывает взглядом комнату. Когда-то, жаркими ночами, семья Тафтов использовала ее как спальню, занавешивая окна лишь полупрозрачными занавесками. Один из углов комнаты, в котором Эйзенхауэр когда-то играл в карты, сейчас забит коллекцией старых комиксов Лео.

Все это скрыто от неискушенного наблюдателя. Алекс всегда подмечает такие вещи.

– Эй, у тебя странный голос, – замечает он. – Ты в порядке?

Генри запинается и прокашливается.

– Я в норме.

Алекс не произносит ни слова, позволив тишине вытянуться между ними в тонкую нить, прежде чем ее оборвать.

– Знаешь, это вот соглашение между нами… ты ведь можешь делиться со мной всяким. Я же делаю это время от времени. Политика, учеба, дурацкие семейные проблемы… Я понимаю, что я… ну, совсем не образцовый собеседник, но… Ты понял.

Еще одна пауза.

– Я не… очень хорош в беседах, – отвечает Генри.

– Ну а я не был хорош в минетах, но все мы учимся и растем, милый.

– Не был?

– ЭЙ! – обижается Алекс. – Хочешь сказать, что все по-прежнему так плохо?

– Нет-нет, даже не думал, – отвечает принц, и Алекс чувствует, как тот улыбается на другом конце телефона. – Правда, первый раз был… Ну, ладно. По крайней мере, ты старался.

– Не помню, чтобы ты жаловался.

– О’кей, ладно, я мечтал об этом всю жизнь.

– Видишь? – замечает Алекс. – Ты только что поделился этим, можешь рассказать и об остальном.

– Едва ли это то же самое.

Алекс перекатывается на живот, задумывается и очень четко произносит:

– Малыш.

Это их фишка. Малыш. Пару раз Алекс случайно ронял это слово, и каждый раз Генри тут же таял, а Алекс притворялся, что не заметил этого. Но кто говорит, что они здесь играют честно?

На том конце линии раздается медленный вздох – словно воздух выходит из трещины в окне.

– Просто… Это не самый лучший момент, – отвечает Генри. – Как ты там сказал? Дурацкие семейные проблемы?

Алекс поджимает губы, покусывая щеку изнутри. Вот оно. Он давно задумывался, когда Генри начнет рассказывать о своей семье. Он вскользь упоминает о том, что Филипп заводится так сильно, что становится похожим на квантовые часы, о недовольстве бабки, да и о Би рассказывает не реже, чем сам Алекс – о Джун, но Алекс понимает, что за всем этим кроется что-то гораздо большее. Он не знает, когда начал обращать на это внимание, – так же, как и когда он стал отмечать перемены в настроении Генри.

– О, – отзывается он. – Понимаю.

– Видимо, ты нечасто читаешь британские газеты?

– Еще этого не хватало.

Генри издает горький смешок.

– Что ж, Daily Mail всегда нравилось копаться в нашем грязном белье. Они… эм. Пару лет назад они дали прозвище моей сестре. Кокаиновая принцесса.

Что-то знакомое.

– Это из-за…

– Да, из-за кокаина, Алекс.

– Ладно, об этом я слышал.

Генри вздыхает.

– В общем, кому-то удалось миновать охрану и написать баллончиком на ее машине «Кокаиновая принцесса».

– Твою мать, – ругается Алекс. – И она переживает из-за этого?

– Беатрис? – смеется Генри, в этот раз более искренне. – Нет, обычно она не обращает внимания на такие вещи. Она в порядке. Гораздо больше все переживают из-за того, что кто-то прошмыгнул мимо охраны. Бабушка уволила целую команду из службы безопасности. Но… даже не знаю.