Светлана давно оторвалась от звезд.

— Он сказал: «Сейчас, в мои семьдесят с небольшим, я склонен думать, что их нет». Не знаю, как вам, а мне кажется, что все его ответы — ответы разумного и искреннего человека. А последний особенно показателен. И к такому убеждению пришел великий фантаст двадцатого века! Света, вы зачем пришли?

Гостья сделала наивные глаза.

— Да просто так. Проведать. Ваши не приезжали?

Марина покачала головой:

— Брат собирался, да что-то не выбрался… А я даже рада. Мне одной здесь спокойнее — никто не теребит, не дергает, не пристает с вопросами… Хотя я понимаю: мне пора возвращаться в город. Там Иван и Петька… Дети… Они ждут…

— Подождут! — внезапно резко отозвалась Светлана. — Ничего им не сделается без вас, этим детям!

Марина глянула на нее удивленно. После исчезновения старшего сына средний тотчас отбыл в свою Корею. И провел там больше месяца. Приехал еще более отчужденный, совсем замкнутый. Слова не добьешься…

— Ты ничего не знаешь о Славе? — несмело спросила его Марина.

Он покачал головой, не отрывая глаз от пола…

Петька вообще не интересовался судьбой старшего брата. Одни девки на уме… И Марина осталась совершенно одна.

— Вы тут поосторожнее… — сказала Светлана. — Пашку чуть не грабанули. Заснул ненадолго, проснулся — утро раннее, а в доме два мужика шуруют, деловито так кидают добро в мешок. Его не заметили — он тихо лежал, воры не услышали. Уже собирались уходить с награбленным — наконец увидали его в кровати. Удивились. Один говорит: «Мужик, ты интересный! Мы тебя грабим, а ты все это время лежал тихонько да смотрел! Чего не заорал, не вскочил?» Пашка спокойно и честно ответил: «Я не могу вскочить — у меня нет ног. Вон протезы, видишь?» Была минута потрясения, а потом вор приказал корешу: «Вася, положи все обратно и пошли». Они вытряхнули вещи из мешка на пол и сгинули. Хоть и воры, но все-таки ограбить безногого не сумели. Совесть не позволила. А Пашка-то подумал, конечно, что разборка началась, чуть за свою растяжку не схватился… Вы запирайтесь на ночь-то…

Полы испестрили лунные пятнышки, медленно передвигающиеся к двери. Она всегда открыта…

Слава, Славочка…

Компания спустилась к русскому Гефсиманскому саду. Плавно переливались под тихим ветром высокие травы. В тишине не хотелось говорить… Слова тут лишние…

Слава вспомнил, как ездил в этом году на Пасху в Звенигород. Дядька Макар предложил — у него там знакомый пел в хоре. Но сам дядька не поехал.

Слава стоял и вспоминал, как шли они крестным ходом по дороге через овраг. Коряги, стенки оврага, небо гаснет… Солнечно смеялся батюшка. Звонили колокола — оглушительно и мелодично. Шли среди синеватой прошлогодней травы, открывшейся от снега, среди ночной прохлады. В черной вышине застыли звезды, вокруг лежали спящие поля, растворявшиеся во тьме. Горели светляки свечей. Шли мимо другого храма, который стоял совсем рядом, но почему-то был закрыт. Слава заглянул мимоходом в его окно. Оно светилось. И внутри — ослепительно сияющий алтарь, красивый такой, необычный иконостас… Все новое и чистое, просто сияющее. Но дверь закрыта, службы нет. Интересно, почему?

Они шли… На синюю траву ложились ночные тени, размытые и завораживающие. Далеко от Москвы, среди пасхальной ночи… Светились окна храма.

В церкви по бокам все скамейки заняли бабульки и дедульки. Возле матерей давно сладко и безмятежно спали дети, смирные маленькие калачики.

И на душе — радость. Просто играет. Все замечательно…

В этом году хорошо сошел огонь в Иерусалиме — хороший признак. Христос воскресе! Воистину воскресе! На душе — радость…

Слава вспоминал…

И вдруг Рита ни с того ни с сего выпалила:

— А вы с братом совсем не похожи. Ты такой большой! — и окинула его суровым взглядом.

Слава очнулся и весело махнул рукой:

— Меня разговоры о моем росте просто достали! От него у меня своего рода комплекс. Вот, например, я с детства мечтал сняться в кино. А в тринадцать лет увидел объявление: «Для фильма «Пять похищенных монахов» нужен мальчик тринадцати лет. Приглашаем всех желающих на кастинг». Полетел на крыльях — вдруг повезет, меня выберут и исполнится заветная мечта?! Там уже толпились мальчишки. И всех записывала тетка в кудряшках — имя, фамилия, номер телефона. И каждому говорила, что, если он понадобится, его вызовут. А пока можно ехать домой. Наконец подошел я. И вдруг вся студия прямо перекосилась от хохота! Все ухохатывались.

Походники смотрели на Славу вопросительно.

— И все потому, что я на две головы — не меньше! — оказался выше любого из парней. И это рассматривалось так: пришел какой-то верзила, переросток, и наивно хочет выдать себя за тринадцатилетнего. Я, конечно, обиделся. Стукнул себя в грудь и поклялся, что мне тринадцать. Кудрявая тетка забормотала: «Ой, милый, уж прости, но ты явно не годишься! С твоим огромным ростом ты на свой возраст ну никак не выглядишь! Что тут поделаешь! Не обижайся, но ты уже по первой статье не проходишь!»

Клубисты заулыбались.

— А когда мне семь лет было, мы с мамой пошли на концерт. Там висело объявление: «Дети до десяти лет бесплатно». Я честно себе иду мимо дяденьки на вахте и билет не покупаю. Дядька этот меня остановил: «Мальчик, тебе уже надо платить. Видишь, что написано? Только до десяти лет!» Я говорю: «А мне семь». Дядька сердито насупился: «Мальчик, не надо меня обманывать! Ишь ты, такой малый, а уже хитрить вздумал! Но не выйдет — по тебе слишком видно, что тебе как минимум одиннадцать». Я обиделся и кричу: «Да мне семь, мне правда семь!» А он: «Вот сейчас маму твою сюда позовем, и пусть она скажет, сколько тебе лет на самом деле!» Мама пришла и сказала. Тогда разобрались. Но вахтер головой долго качал… По-моему, он и маме не поверил…

— А насчет кино, — живо подхватил Иван, — я сам мечтал быть актером… Долго так мечтал…

— В детском саду на карнавале я играл, — засмеялся Слава. — Вот угадайте, какого зверя?

Посыпались предположения:

— Барсука?

— Ежа?

— Медведя?

Угадала Рита.

— О-о-о! Точно! — завопил Слава. — Ну, мишка я вот такой был! На большой палец! Здоровенный и косолапый!..

— Смотрите! — закричал Иван. — Какое странное дерево! Что на нем растет?

Подошли ближе. На всех ветках висели кучи привязанных узелком носовых платочков. Табличка гласила: оказывается, есть примета — на этом дереве нужно оставить платочек, и тогда сюда обязательно вернешься. Но вешать платки клубистам было неохота. А Слава в приметы не верил.

— А вот я, — начала Рита, — когда ездила в Питер, накололась на этих суевериях. Нам с подругой показали церковь и сказали: «Если обойти вокруг нее семь раз — исполнится загаданное желание». Мы вечером и пошли. А круги-то немалые… Идем уже на шестой, еле тащимся. Вдруг к нам какой-то мужчина подходит: «Девушки, а что это вы все время вокруг монотонно ходите?» Мы объяснили. А он: «Так это же не та церковь! Та вон, в двухстах метрах! Примета только ее касается, а не этой!..»