Олег.

Я пожала плечами, подошла к зеркалу и скорчила рожу своему отражению. Бедная глупенькая Таня! Когда-то над Ниночкой посмеивалась с ее неудачными любовями. Теперь вот и тебя обвели вокруг пальца, просто и легко, без особых усилий и хитростей. А ты поверила, планы строила на будущее!

Человек, который ему дорог! А Таня, значит, должна понять и простить?

Понятно, почему он спрятал записку в холодильник. Надеялся, что я найду ее не сразу, но все-таки найду, причем не через год или два. Проголодаюсь и стану шарить в холодильнике в поисках хоть какой-нибудь еды. Некрасиво как-то убегать без объяснений.

Я еще раз перечитала весь текст от первой буквы до последней, но это не внесло никакой ясности. Что все-таки он собирался мне объяснить? Что у него есть жена и ей угрожает опасность? Да какое мне до этого дело! Пусть катится ко всем чертям!

Схватив мобильник плохо слушавшимися пальцами, я набрала номер Олега. Чтобы в очередной, две тысячи первый раз услышать: аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети.

Сотовый полетел на диван.

Бред какой-то! Этот тип неожиданно ворвался в мою жизнь и так же неожиданно исчез, оставив после себя кучу загадок. Я должна разгадать их! Но как?

Кирьянов! Верный Киря мне поможет!

И я позвонила Володьке.

– Привет, Танька, – сказал Володька озабоченным голосом. – Слушай, я перезвоню тебе через пару минут, идет?

Я не успела дать своего согласия на это, а Киря, у которого всегда цейтнот, уже бросил трубку.

Пара минут превратилась в пять, потом в семь, затем в пятнадцать. И я решила, не теряя времени, прочитать письмо Аделаидиного брата.

Дорогая Ада, прости, что долго не отвечал на твое письмо. Не хочу расстраивать тебя, но…

Тут наконец позвонил Киря, и письмо пришлось отложить.

– Танька, ты где? Почему не дома? Я звонил туда.

– Потому что мой дом, Володя, нашпигован жучками и скрытыми камерами. Я в другой квартире.

– Шутишь, Иванова? – хохотнул Кирьянов. – Кому ты нужна?

– Представь себе, кому-то оказалась нужна. Каким-то двум бандитам.

И я рассказала ему про обыск в своей квартире, слежку, волосок на двери. Про похищение благоразумно умолчала. Если Киреев об этом узнает, то запрет меня в обезьяннике и скажет, что это для моей же безопасности.

Ответное молчание в трубке навело меня на мысль об обрыве связи, и я произнесла:

– Володя, ау! Ты пропал.

– Тут я, тут, Танька. Думаю. Ты их видела?

– Я их видела. Точнее, одного. Слегка. В профиль, поздним вечером на улице у моего дома. Второго вообще не разглядела, он был в машине.

– Номер машины запомнила?

– Издеваешься! Говорю: поздним вечером дело было, – отмахнулась я и постаралась перевести разговор на другую, менее скользкую тему. – Слушай, Володь, ты не мог бы проверить мою квартиру на предмет жучков и камер?

– Ладно. Я пришлю к тебе человека, дашь ему ключи. Говори адрес.

– Адрес ты знаешь, это моя вторая квартира.

– Замок придется поменять. Но объясни, почему они к тебе привязались?

– Если б я знала, – простонала я. – Сама ничего не понимаю.

– Может, ты что-то у них увела тихой сапой?

– За кого ты меня принимаешь, Володька?

– Случайно, Таня. Ты могла взять это случайно.

– Как ты это себе представляешь?

– Легко представляю. Например: кто-то решил стянуть бриллианты в ювелирном, но испугался, что его заметили, и сунул камушки тебе в карман. А потом пришел к тебе за ними.

– Я бы заметила, если бы кто-то что-то мне в карман положил.

– Ошибаешься. Ничего бы ты не заметила. Ты не общалась близко с виртуозами карманных дел.

Это ты ошибаешься, Володька. Какие только личности не вставали на пути твоей старой приятельницы! И карманники были, и домушники. И многие из них потом об этом сильно пожалели.

– К вашему сведению, господин полковник, – сказала я, – в последний раз я заходила в ювелирный магазин три года назад.

– Это я для примера, про бриллианты. Могло быть что-то другое. Наркотики, например.

– Но они ничего не нашли. Перерыли все. Думаю, они меня с кем-то перепутали.

– Все может быть. Так что сиди пока там, где сидишь, и не высовывайся. И вообще, постарайся хотя бы пару дней из дома не выходить. Только в соседний гастроном. Кстати, как продвинулось твое расследование?

– Продвигается понемногу, – неохотно ответила я. Расследование давно топталось на месте, но признаваться в этом Кире не хотелось.

– Ну, тогда все. Жди моего человека, через полчаса приедет.

– Погоди, Володь. Есть у меня номер телефона, он в последнее время постоянно недоступен. Нужно определить, на кого он записан.

– Диктуй. Но сегодня не обещаю, поздно уже. Надо еще с твоей квартирой разобраться.

В ожидании Кириного посланца я в третий раз принялась за письмо Николая к Аделаиде.

Дорогая Ада, извини, что долго не отвечал на твое письмо. Не хочу расстраивать тебя, но придется.

Два месяца назад я пошел к врачу, у меня уже давно болит желудок. Думал, язва, оказалось хуже. Делали всякие обследования, анализы разные. Не буду перечислять, незачем. Назначили химию. Опять исследования, анализы. Думал, полегчает, но вчера врач сказал, что улучшений нет, анализы плохие. Протяну еще два месяца, в лучшем случае три-четыре. Так сказал врач. Говорит, поздно обратился, надо было сразу. Да что теперь говорить. Очень беспокоюсь за Анютку с Геркой. Мать старая совсем, плачет все время. Ноги у нее болят, еле ходит. Я ей до последнего не говорил про свою болячку, уж не знаю, как и сказать.

Ты спрашивала меня про Лариску. Никаких весточек от нее нет. Не знаю, жива ли. Но ты к ней несправедлива, ты уж меня прости за прямоту. Она мать, не могла же она о детях забыть. Она их любила, беспокоилась о них. Наверное, ее давно уже и на свете этом нет.

Ада, у меня к тебе большущая просьба, не знаю даже, как ты к этому отнесешься. Ты всегда ко мне хорошо относилась и к детям нашим с Лариской. Только на тебя и надёжа. У Лариски никого нет, мать померла давно, брат спился. А у меня только ты да мать, больше никого. Да мать совсем плохая, не потянет она детей, если меня не станет. Анютка еще совсем маленькая, ей забота нужна. Герка, он, конечно, неслух, но ведь возраст такой. Сам такой был в его годы, матери нервы мотал. А так он парень хороший, добрый, об Анютке всегда заботился, особенно когда Лариска ушла.

Ты, наверно, уже догадалась, Ада, о чем я тебя хочу попросить. Если ты о моих детях не позаботишься, заберут их в детдом. А там, сама знаешь, не сладко. Никому они не нужны будут. Мать моя старая, очень нездоровая, даже коли захочет, не потянет. Не оставят ей их. Анютка ее не слушается, а о Герке и говорить нечего. А ты, Ада, женщина хоть и строгая, но добрая. Не оставь их, очень тебя прошу.