— Да, ну, это был не простой роман, — объяснила я. — Мои родители были женаты. Из-за этого брака ваш дед отчитывал нашего отца, когда приехал к нему.

Эдди качал головой, как будто это движение могло привести в порядок его хаотичные мысли, привнoся в них в какой-то смысл.

— Но этого не может быть! Бабушка никогда бы не дала разрешения на брак.

— И поэтому брак не признается законным в Англии, — согласилась я. — Но они были женаты в Ирландии. Священником.

Он откинулся назад.

— Католиком?

— Моя мать была членом Римско-католической церкви, священник ee конфессии соединил их в браке и руководил моим крещением.

— Тогда вы тоже католик? — спросил он с сомнением.

— Только в самом техническом смысле. Но у меня не было конфирмации, и я ее не хочу.

— Но вы были крещены, — настаивал он. — Конечно, это должно что-то значить.

Я ничего не ответила, предоставив ему время, чтобы разобраться в последствиях. Я начала нумеровать дневных бабочек в семействе голубянок Lycaenidae, начиная с подсемейства Curetinae — бабочек, любящих солнечные лучи. Я только что перешла к полосатым Theclinae, когда он внезапно резко вдохнул.

— Трон — для вашего дяди! Вот что имел в виду старый дьявол. Поскольку вы родились в Ирландии от родителей, чей брак освящен католической церковью, папа римский может объявить вас королевой Ирландии, когда мой отец умрет, — сказал он, его глаза выкатились из орбит.

— В этом суть его плана, — призналась я. Я не видела смысла объяснять худшее. Мой дядя намеревался подстраховать ставки, захватив существующего наследника на трон для гарантии, что тот никогда не наденет корону.

— Ваше королевское высочество, — мягко началa я, но Эдди просто поднял руку.

— Только не сейчас, — сказал он, и это была не команда, а просьба.

Я кивнула, и он лег на узкую кровать. Принц сунул руку в карман брюк и вытащил маленький предмет. Когда он увидел, что я смотрю на него, он печально улыбнулся.

— Я знаю, это ужасно по-детски, но приносит мне утешение.

Он открыл ладонь, чтобы показать мне крошечную серую бархатную мышку.

— Подарок отца по случаю моего рождения, — объяснил он. — Его зовут Честер.

Принц спал или, по крайней мере, делал вид, что спит. Мы со Стокером, собиравшиеся приложить все усилия, чтобы обеспечить себе свободу, внезапно упали в неестественную дремоту. Я проснулась с рывком, смутно осознавая, что прошло какое-то время.

— Хорошо, — сказал Стокер. — Я начал думать, что ты проспишь собственный побег.

Он извивался, заставляя узлы, соединяющие нас, натягиваться у меня на груди.

— Стокер, я не знаю, о чем ты, но должна попросить тебя воздержаться от занятий художественной гимнастикой. Это очень неприятно.

— Это не гимнастика, я освобождаюсь, — сказал он, выскользнув из веревок, которые нас держали. Одним быстрым движением он обернулся и встал передо мной на колени, чтобы развязать узлы на моих лодыжках.

— Как, черт возьми, тебе это удалось?

— Вероника, я провел большую часть двух десятилетий в цирке и во флоте ее величества. Еще предстоит изобрести узел, который я не знаю!

Чтобы проиллюстрировать свою точку зрения, он отбросил веревки, которые связывали мои лодыжки и начал развязывать запястья. Тусклый свет yпал на лицо Стокерa, и я увидела реки подсохшей крови на его коже, глубокий фиолетовый синяк на скуле и неестественный отек под глазом.

— Да, скула сломана и не суетись. Меня больше беспокоит, что мог сделать с тобой этот злодей.

— Я сказала тебе, что со мной все в порядке. И ты мне говорил, что тоже не пострадал, — упрекнула я.

— Нет, не вполне. Я сказал, что у меня болит голова, — напомнил он.

— Ты солгал по умолчанию.

— Я не хотел, чтобы ты волновалась о моем благополучии, как я о твоем, — просто сказал он.

Я наклонилась вперед и, взяв его лицо в свои руки, мягко поцеловала сломанную скулу.

— Не играй со мной в великого защитника, — попросила я. — Я могу отомстить за свои травмы.      

— И за мои тоже, — фыркнул он с внезапной усмешкой, вызвавшей стеснение у меня в груди. Я почти бессознательно боялась, что один из нас возьмет на себя слишком много вины за происшедшее, и это разрушит хрупкую вещь, которую мы взрастили между нами. Но улыбка, осветившая лицo Стокерa, была знакомой. Она обещала, что мы вернем себя до того, как закончатся эти похождения.

— Как ты думаешь, куда они подсыпали наркотики? Овсянка или пиво?

— Или-или. В оба. Небольшая доза. Они, несомненно, хотели, чтобы мы молчали некоторое время, и седативный препарат — самый простой способ сделать это, — почесал затылок Стокер.

— Очень возможно, — согласилась я.

Я осмотрелa помещениe. Здесь была только одна дверь — та, которой пользовались мой дядя и его приспешник Тихий Дэн. Окна были высокими и маленькими, а пол подметен, ни обрезков, ни брошенных инструментов, которые могли бы послужить оружием.

Мы перешептывались, пока Эдди все еще спал.

— Как ты думаешь, мы должны развязать его? — Я отважилась предложить.

Погрузившись в недолгие раздумья, Стокер покачал головой.

— Пусть бедный дьявол спит, пока мы cформируем план.

— Есть ли при тебе что-нибудь, что мы могли бы использовать? — с надеждой спросила я.

Стокер тщательно огладил себя.

— Нет, и они приняли меры предосторожности, сняв мои ботинки.

Я пожала плечами — мол, нет так нет.

— Можешь ли ты взломать замок? Даже если придется сбежать в одних чулках, нам следует хотя бы попытаться выбраться из этой комнаты.

Пока я обследовала комнату, Стокер осмотрел замок. Он встал, качая головой.

— Без инструментов нет шансов. Здесь два тяжелых замка, совершенно новые.

— Новые? Установлены ради нас? — заинтересовалась я.

— Вполне возможно.

Он выпрямился и немного потянулся, морщась, выпрямил руку. Темно-малиновое пятно осело на белом хлопке рукава.

— Эти паршивые швы снова лопнули, — сказал Стокер с раздражением.

Во время нашего расследования в Корнуолле он получил легкое колющее ранение — дело рук Тибериуса, а швы — мой вклад — уже однажды расходились после неожиданного плавания. Ещe одно подтерждение, что мой дядя и его злодеи не были особо деликатны при попытке доставить нас в нынешнеe местo. Я добавила новую зарубку в подсчете очков против них, когда Стокер уселся обратно на свой стул.

— Что ты делаешь? — я потребовала, когда он сложил руки на груди и закрыл глаза.