Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что вы, ваше превосходительство, — сказал представитель Отдельного корпуса жандармов, — дело даже очень приятное. По консультации зауряд-прапорщика Туманова, мы провели операцию по прекращению деятельности большевицкого центра и газеты «Пролетарий». Были арестованы руководители и два опасных террориста-грабителя по кличкам Коба и Камо. Высочайшим указом группа наших сотрудников была награждена орденами, в том числе и ваш покорный слуга орденом Святого равноапостольного князя Владимира четвертой степени, а ваш зауряд-прапорщик Туманов награжден знаком отличия Святой Анны за поимку особо важных государственных преступников и открытие важных сведений, относящихся до правительства. Прошу вручить награду зауряд-прапорщику Туманову и денежную награду в сто рублей.
Генерал взял из поднесенной коробочки медаль позолоченного серебра с красным мальтийским крестом и короной сверху на ленте ордена Святой Анны и прикрепил мне на грудь.
— Поздравляю, господин зауряд-прапорщик, — сказал он, — а почему вы не заберете его и не присвоите ему сразу чин корнета? — обратился он к подполковнику Скульдицкому.
— Предлагали, ваше превосходительство, — сказал подполковник, — отказывается, говорит, что хочет стать армейским офицером.
— Похвально, господин зауряд-прапорщик, — сказал генерал-лейтенант Медведев, — идите, голубчик, исполняйте свои обязанности. Наслышан о ваших стрелковых успехах и о пристрелке всех винтовок вашей роты. По весне у нас пройдут несколько соревнований по стрельбе, конным гонкам и гимнастике. Надеюсь увидеть вас в числе победителей.
— Рад стараться, ваше превосходительство, — я повернулся и вышел из кабинета.
Надев шашку, я стал дожидаться подполковника Скульдицкого, чтобы уточнить, как прошла жандармская операция.
Наконец, подполковник Скульдицкий вышел из кабинета директора корпуса.
— Однако у меня с вами получилась небольшая кон-фузия, — со смехом сказал он, — наши волонтеры воевали в Африке с англичанами, и я поверил в сплетню, которую кто-то ловко запустил в город и в газету. Было бы вам чуть побольше лет, то я бы совершенно не сомневался, что вы действительно друг капитана Сорвиголова. Я пришел к директору с наградой для вас, а он мне рассказал эту историю. Я ее уже слышал, но подумал, что если уж такой уважаемый генерал говорит о ней как о факте неоспоримом, то вряд ли есть необходимость спорить с ним. Мои поздравления с медалью, вручаемой за заслуги в мирное время. По вашей наводке мы провели замечательную операцию. Арестовали Ульянова, Кобу и Камо. Скоро будет суд над ними. «Столыпинских галстуков» они избежат, но надолго будут изолированы от общества.
— России революция не нужна, но если власть не будет сама себя реформировать, — сказал я, — то реформу проведут восставшие пролетарии под руководством дворян и интеллигенции. И реформа будет проводиться по правилу:
Никто не даст нам избавленья:
Ни бог, ни царь и не герой.
Добьемся мы освобожденья
Своею собственной рукой.
Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем.
И обратите внимание на припев, что «это есть наш последний и решительный бой». Это все является программой их действий на ближайшие годы, и как только государство ослабнет, вот тут они и появятся. Чего мне объяснять вам это, вы сами назубок знаете текст «Интернационала».
— Все-таки зря вы не идете к нам, — сказал подполковник Скульдицкий, — это бы и было начало реформы правительства.
— Господин подполковник, — ответил я, — вот когда царь перестанет разгонять Государственную думу и если власть его будет ограничена законами, то тогда можно вернуться к вашему предложению. А до этого все это бесполезно. Чем больше отрубать голов у гидры революции, тем больше будет вырастать голов. Если гидру не подкармливать беднейшими слоями и обиженными правительством интеллигентами, то гидра сама исчезнет или станет настолько маленькой, что на нее никто не будет обращать внимания.
— Тихо вы, — оглянулся по сторонам жандарм. — Вы про ограничения самодержавия не вздумайте где-то сказать. Сами погибнете и невинных людей за собой потянете. Помните, я обещал вам показать одного человечка, который в будущее заглядывает намного дальше, чем вы?
— Помню, — сказал я, подозревая что-то нехорошее. Что можно ждать от жандарма даже после вручения награды от него?
— Тогда пойдемте, — предложил подполковник, — не люблю откладывать срочные дела в долгий ящик.
Выезд подполковника стоял на стоянке у здания генерал-губернатора. Ни дать ни взять, а персональная машина мощностью одна лошадиная сила.
Ехать оказалось недалеко. Это была больница на окраине, которая с легкой руки Антона Павловича Чехова получила общее название на всей территории Российской империи как «палата номер шесть». Дурдом, одним словом.
Подполковника Скульдицкого встретили там как родного человека. Вопреки законам природы и физики, одинаковое здесь притягивается, а противоположное отталкивается. Место Ньютона здесь свободное, и кто раньше сформулирует законы общественной жизни, тот быстрее получит всемирную славу. Старина Фрейд до этого не додумался. У него всем миром управляет эрекция и течка, а вот первооснова ускользнула от его внимания.
— Покажите нам Крысякова, — сказал подполковник главному врачу.
Нас подвели к двери и приоткрыли маленькую дверцу, за которой скрывался глазок, диаметром примерно в десять сантиметров.
В палате стояла одна койка, привинченная к полу, и бесновался человек, выкрикивающий хрипловатым голосом непонятные для людей первой декады двадцатого столетия фразы:
— Вы не имеете права. Я гражданин Союза Советских Социалистических Республик. Меня знает сам товарищ Горбачев. Я буду жаловаться в Организацию Объединенных Наций. Мы вас всех танками подавим. Смерть фашистским оккупантам. Наше дело правое. Мы победим. Победа будет за нами. Мы можем повторить. Долой международный сионизм. Да здравствует товарищ Ленин. Да здравствует Интернационал!
— Типичный случай агрессивной шизофрении, — сказал врач. — Маниакальное состояние. Попал к нам третьего числа января 1907 года. Назвался Крысяковым Вадимом Петровичем, одна тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года рождения. Уроженец Энска. Проживает на улице Десять лет Октября. Образование восемь классов. Умеет читать. Заговаривается об автомашинах, самолетах, катерах на подводных крыльях. Легко впадает в агрессию. Опасный тип. Проскальзывают социалистические лозунги.
«Получается, что я здесь не один, — подумал я. — Голос определенно знакомый. Можно не шевелить пальцем, и он останется здесь навечно. Чем больше будет упорствовать в том, что он знает, тем сильнее будет диагноз. Тут, кто первым успел надеть белый халат, тот и главный. Если его освободить, то одним налетчиком будет больше. А если удастся его перевоспитать? Как бы не так, — возразил я сам себе. — Ты что не помнишь результаты перевоспитания уголовников после революции? Эти социально близкие заполонили партийные органы и органы безопасности, устроив массовый террор. Но мы-то им не дадим так развернуться. Поэтому