то все вышеописанные перемены по факту окажутся недолговечными, а строгое ограничение разброса в имуществе и доходах продержится совсем недолго, особенно с учетом тех значительных усилий, которые некоторые затрачивают с целью изменения тарифных сеток и отмены всех ограничений. Эти опасения вполне законны, но превращать их в инструмент достижения определенных целей все же не стоит, ведь именно они в 1920-х годах сподвигли советские власти, на тот момент активно продвигавшие тему «гангрены капитализма», квалифицировать как преступление владение любой собственностью, в том числе и совсем крохотными предприятиями, в которых работали всего пара человек, и встать на авторитарный, бюрократический путь, о котором сегодня всем известно. Достойный ответ, наоборот, должен опираться на углубление демократии: наряду с перераспределением собственности следует ввести систему равного финансирования политических кампаний, средств массовой информации и всевозможных аналитических центров формирования общественного мнения с тем, чтобы самые состоятельные не могли поставить избирательную демократию исключительно на службу себе самим. В общем плане мы уже говорили, что режим перераспределения собственности и раздела власти, упоминаемый здесь, требует существенного пересмотра конституции[184]. В качестве дополнительной защиты часть средств, собираемых с помощью прогрессивного налога на имущество и наследство, можно было бы направлять в фонд формирования минимального капитала для всех подобно тому, как направляются взносы в фонд социального страхования. Исторический опыт доказал, что это усложняет задачу тем, кто хотел бы вернуться к прежним вариантам выбора (например, обещая снизить налоги или взносы), потому как им приходится недвусмысленно объяснять, с какой именно целью они собираются отменить те или иные права.

Помимо прочего нам ничто не мешает подумать о системе, отвергающей частную собственность в любых ее формах, в том числе в виде общественной, временной собственности, о которой говорилось выше. Лично мне в этом отношении приходит на ум «зарплатный социализм», предложенный Бернаром Фрио[185]. Если в двух словах, то он предлагает распространить на всю совокупность общественно-экономических структур модель фондов социального страхования, которые после 1945 года были созданы для финансирования пенсий и медицинского страхования. В частности, это повлекло бы за собой создание «фонда поддержки наемных работников» и «инвестиционного фонда», первый из которых должен разбивать всех в зависимости от их квалификации на уровни «пожизненной зарплаты» (от первого до четвертого), а второй – выдавать инвестиционные кредиты и предоставлять права пользования профессиональным капиталом, в том числе недвижимостью, различным производственным объектам, равно как и на реализацию индивидуальных и коллективных проектов. Если при управлении этими фондами использовать демократический, партисипаторный подход, придав ему четкую, конкретную форму (чего сам Фрио делать не стал), подобная перспектива таит в себе богатейший потенциал. В целом, развитие новых организационных форм, основанных на совместном имуществе и собственности, предоставляемой в пользование, следует всячески поощрять, дополняя ими систему общественной, временной собственности, которую отстаиваю я[186].

Мне хотелось бы привлечь внимание лишь к одному моменту: предложенные Фрио фонды поддержки наемных работников и инвестиционные фонды (либо их аналоги, предусмотренные другими проектами, присваивающие себе роль мелкой, общественной и временной собственности) могут сосредотачивать в себе значительную власть в плане принятия повседневных решений, затрагивающих интересы миллионов человек (в частности, определять уровень зарплат или использование капитала в первую очередь в сфере недвижимости и мелкого предпринимательства), поэтому вопрос внутренней организации и подлинно демократического функционирования таких институций, гиперцентрализованных и почти что государственных, отнюдь не однозначен. Было бы как минимум преждевременно утверждать, что он изначально решен и любые риски скатывания в бюрократизм и авторитаризм устранены, не объяснив даже принципы голосования и раздела власти, на которые можно было бы опереться при создании подобных механизмов, используя для этого накопленный исторический опыт (парламенты, партии, профсоюзы, общественные фонды, государственные банки и т. д.) и весь потенциал к улучшению ситуации и извлечения уроков из прошлого, который этот опыт в себе содержит[187]. При нынешнем уровне знаний и доступном нам историческом опыте мне кажется более уместным признать долгосрочную роль мелкой частной, общественной и временной собственности в первую очередь в жилищной сфере и в мелком предпринимательстве, одновременно с этим поощряя развитие коллективных и кооперативных структур каждый раз, когда это соответствует интересам участников процесса. В общем плане чрезмерная вера в способность крупных централизованных структур обеспечить свободу и принятие решений на демократической основе может повлечь за собой недооценку потенциала к эмансипации, заложенного в такие институциональные инструменты, как мелкая частная собственность, надлежащим образом ограниченная в размерах и наделяемых ею правах. То же самое касается и прогрессивного налога. Если все важные структурные решения относительно перераспределения зарплат и инвестиций будут приниматься в фонде поддержки наемных работников и инвестиционном фонде на национальном уровне, тогда форма этого налога теряет всю свою значимость: раз перераспределение в любом случае определяется коллективно на централизованном уровне, то ни облагаемая база этого налога, ни его прогрессивная шкала больше не играют никакой роли[188]. И наоборот, если взять на вооружение принцип длительной децентрализованной общественно-политической организации, обеспечивающей многообразие участников процесса, коллективных и смешанных структур, то в этом случае конкретные формы данного налога приобретают основополагающее значение: наряду с другими институциональными инструментами, такими как право голоса в самых разных структурах, они способствуют перераспределению ценностей.

Свободное движение капитала: новая цензовая власть

Давайте обратимся к моменту, который представляется жизненно важным. Пересмотр основ социального государства и прогрессивного налога после 1980-х годов опирался не только на дискурс. Он обрел воплощение в виде целого свода правил и международных договоров, призванных придать этим переменам максимально необратимый характер. Основой этих новых правил является свободное движение капитала, которому не противопоставляется ровным счетом ничего с точки зрения регулирования или государственного фискального контроля. Если вкратце, то ряд государств создали правовую систему, в рамках которой участники экономического процесса получили чуть ли не священное право обогащаться, используя для этого государственную инфраструктуру и социальные институты страны (системы образования, здравоохранения, санитарного контроля и т. д.), затем одним росчерком пера или кликом мышки переводить активы в другую юрисдикцию, чтобы никто не мог отследить путь их богатств и обложить их надлежащим налогом в рамках действующего фискального регулирования. Де-факто речь в данном случае идет о новой форме налоговой власти, в том смысле, что подписавшее подобное соглашение государство, стоит ему отказаться от обещаний прежнего правительства, может совершенно спокойно объяснить своим гражданам, что обложить налогом первейших бенефициаров международной интеграции (миллиардеры, транснациональные компании, получатели сверхвысоких доходов) не представляется возможным, а раз так, то платить за них придется самым бедным и среднему классу, которые так мудро предпочли остаться на родине. Предполагается, что противопоставить такой логике совершенно нечего. Но реакция тех,