– Разумеется, – холодно подтвердил Кардинал. – Не чернилами же! Игла у меня, кстати, имеется. Не бойся, вполне стерильная. Как раз для таких случаев.

Семён не ответил, пытаясь вникнуть в смысл написанного – строчки плыли перед глазами, буквы застилало туманом. Однако что-то всё же доходило до сознания, и это что-то Семёну очень не нравилось. Он заставил себя сосредоточиться, хотя это было трудно, кидало то в жар, то в холод. «Грипп у меня, что ли?», – безразлично подумал Семён, в пятый раз перечитывая короткий текст, – «ох как не вовремя…». И тут скрытый смысл договора дошёл до него. Резко дошёл. Сразу.

– Но это же обыкновенное рабство, – прошептал он, роняя лист на стол. – Абсолютное, стопроцентное. Без права пересмотра соглашения. Не буду подписывать! И точка.

– Крепенький ты, – изумился Кардинал, доставая из ящика длинную костяную иглу. – Уникальный. Это хорошо. Это многообещающе. У меня после чашечки кофе ещё никто так смело не отказывался. Колебались, бывало. Но больше от радости плакали, в хорошее место ведь идут… ноги обнимали… Руку давай, палец колоть буду! Хотя нет, сначала проверим твои карманы. Может, что вредное завалялось. Опасное… Доставай всё, не стесняйся. И медальон сними, мало ли что это за штучка. Не нужны тебе больше самодельные обереги, я тебе другой выдам. Специальный. Отрядовский.

Семён вяло, как во сне, начал шарить по своим карманам. «Да что такое со мной происходит?», – с запоздалым ужасом подумал он, глядя как его руки сами выложили на стол кошель и лист с заклинаниями, придавив «На лихого дядю» безмолвным Маром.

– Кофе, – заплетающимся языком сказал Семён. – Кофе. Отрава. Вы же слово дали.

– Дал, – подтверждающе кивнул Кардинал, с ожиданием вертя в пальцах иглу. – И сдержал. Кофе был чистый, без обмана. А вот чашка… Урок второй – ничего не пей и не ешь из чужой непроверенной посуды. Чашка была с подвохом, а не кофе. Со скрытым заклинанием на слепое подчинение. Насчёт чашек я слова не давал, – и захохотал, весело, от души.

– Давай, давай, – подбодрил он Семёна, – разгружай карманы, нечего время тянуть. Не всё так плохо, уж поверь мне. И в Отряде можно жить, и неплохо жить. Сытно, весело. Богато. Я своих не обижаю! Да и какая тебе разница, где погибнуть, если начнётся война. Если слимп не отыщется. Что в Отряде, что на воле… – Кардинал явно развлекался, глядя на потуги Семёна перебороть самого себя, вырваться из-под наркоза заклинания. – Что, тяжело? А ты не сопротивляйся и сразу станет легче. Нет, ну каков упрямец! Сильный какой! Молодец, молодец… Сержантом будешь, однозначно. Воля есть, остальное приложится.

Семён потянул непослушной рукой из бокового кармана сабельную рукоять. Та не шла, зацепилась за что-то, застряла в кармане. Семён рванул её посильнее. Рукоять выскользнула наружу и сразу раздалось знакомое шипение – палец Семёна случайно задел невидимую кнопку. Водяной клинок плашмя скользнул по голой ноге, вонзился в каменный пол и… И Семёна отпустило: сонная одурь пропала, словно он разрядился через меч. Полностью пропала. Совсем.

– Что там? – Кардинал поспешно перегнулся через стол, увидел меч, увидел прозрачную струю клинка, воткнувшуюся в пол, быстро глянул в глаза Семёну и всё понял.

– Даже так? – с уважением сказал Кардинал. – Радужный меч династии Юшанов, смерть ворожбе, и у кого! Значит, скинул заклятье на клинок, ухитрился… Ох и удачливый ты! Ох и везучий. Ч-чёрт, да я просто восхищён тобой! Жаль, что тебя придётся занормалить. Или убить. Если ты договор не подпишешь. Очень жаль… Так ты сабелькой помахать желаешь? Изволь. Можно и на сабельках, – Кардинал резко отпрыгнул от стола, мгновенно преображаясь: его серые одеяния исчезли, превратившись в серебристую, как чешуя, трико-кольчугу; Семён, недолго думая, преобразил свою неказистую кожаную защиту точно в такую же чешую.

– А, ворованный «Хамелеон», – обрадовался Кардинал. – Вон где обнаружился! А я-то всё на чужих грешил, на их разведку. Не поверишь, прямо гора с плеч… Ну-с, приступим, – он сделал быстрое движение рукой, словно что-то из воздуха взял, резко тряхнул кистью: из сжатой в кулак руки Кардинала вырвался луч яркого оранжевого света. Луч, ограниченный по длине. Световой клинок.

– Интересно, – плавно поводя лучом перед собой, задумчиво сказал Кардинал, – меч воды и меч огня. Что получится? Любопытно. Ой как любопытно! Сейчас проверим, – и сделал пробный выпад, чуть-чуть не достав Семёна. Специально не достав. Семён неловко, как дубиной, отмахнулся своим мечом от огненного клинка – сбоку, наотмашь. Со всей силы. Клинки с громовым треском пересеклись, выбив друг из друга клубы пара и облако искр; в комнате сразу запахло как в бане.

– Здорово, – заметил Кардинал. – Впечатляет. Однако фехтовать ты не умеешь. Зачем же тогда тебе меч, вор? – Кардинал насмешливо подмигнул Семёну. – Может, сдашь оружие и подпишешь договор? Без членовредительства. Пока я добрый. – И отступив на шаг погрозил Семёну пальцем.

– Мар! – крикнул Семён, бестолково размахивая перед собой мечом, просто так размахивая, чтобы хоть что-то делать, – Мар, читай «На дядю»! Вслух читай, громко! Читай!!!

– Какой такой Мар? – озаботился Кардинал, даже световой меч вниз опустил. – Здесь ещё кто-то?

Семён прыгнул вперёд, стараясь с размаху огреть противника по голове клинком, но Кардинал мимоходом отвёл его удар в сторону, шутя, не напрягаясь. Похоже, он и не заметил нападения – Кардинал вертел головой по сторонам, ища непонятного Мара.

С той стороны, где находился стол, донёсся громкий голос медальона: Мар быстро и чётко произносил скороговоркой непонятные, но грозные слова. В комнате заметно потемнело.

– Медальон! Ах ты… – Кардинал бросился к столу, на ходу занося световой клинок для удара. Семён, уронив свой бесполезный меч, прыгнул следом, в полёте толкнув Кардинала руками в спину.

Внезапно словно граната разорвалась перед Семёном – его ударило волной встречного горячего воздуха, перевернуло, бросило на пол. И сразу стало тихо-тихо. Оглушённый Семён медленно выбрался из-под стола, куда он въехал на спине, встал покряхтывая. Осмотрелся.

Кардинала не было. Остались лишь лоскутки серебристой ткани – обрывки замечательного «Хамелеона», да погнутая и мятая чёрная трубка, бывшая когда-то световым мечом.

– Джедай хренов, – сказал Семён и в сердцах пнул ногой трубку. – Отмахался, фехтовальщик олимпийский. Ну-ну.

Носок ботинка слегка зацепил ещё что-то, лежавшее под лоскутом, что-то небольшое, тяжёлое. Семён нагнулся и поднял с пола прямоугольную золотую пластинку. На которой было выгравировано: «Дубль № 25». Чуть ниже стояла размашистая роспись, словно сделанная торопливым огненным пером – вокруг букв было слегка набрызгано мелкими золотыми капельками-пылинками.

– Дубль. Замечательно, – ошарашенно сказал Семён. – Мне только дублей не хватало для полного счастья. Кардинальских. То-то он говорил, что много его! Понятненько, – повертел в руках пластинку, превратил своё чешуйчатое трико в походный костюм и спрятал трофей в карман. На память. После подобрал радужный меч, принадлежавший когда-то неизвестной ему династии Юшанов, убрал клинок и направился к столу.