– А, королевский комнатный песик пришел.

Сосед Костиса невольно рассмеялся, но почти тут же запнулся:

– Прости, Костис, ты не виноват. Ты сам-то понимаешь, что с тобой будет дальше?

Костис задумался:

– Понятия не имею. Надоело мне быть лейтенантом понарошку. Наверно, меня могут отправить в какую-нибудь приграничную крепость – возможно, когда Прокеп вернется с севера. Не исключаю этого.

– Но ведь ты спас жизнь королю?

– Не совсем, – ответил Костис. – Он почти все сделал сам.

– Ну конечно. Совсем забыл.

Его похлопали по плечу, дружески подтолкнули локтями. Но за этим добродушием что-то крылось – нет, не снисхождение, скорее сочувствие. Не хотелось спрашивать напрямую, с чего вдруг они его жалеют. Кажется, он и сам знал ответ, и ответ этот ему не нравился. Костис откланялся и пошел искать Аристогитона.

Ночью Релиус проснулся в тисках внезапного ужаса. В лазарете было темно, высокие потолки терялись в ночном мраке – до них не доставал огонек свечи у кровати. В душном воздухе стояло безмолвие. Под невеликой тяжестью простыни и легкого одеяла Релиус оцепенел от страха, его охватил внезапный порыв сбросить оковы одеяла, кровати, лазарета, и, чтобы справиться с этим, он зажмурился. Спасения нет, бежать некуда. Эти чувства не поддавались влиянию рассудка, и, лишь услышав голос короля, Релиус понял, что он не один.

– Поздняя ночь, – тихо произнес король.

Релиус ахнул и открыл глаза. Король сидел на низеньком кресле у изножья кровати. Встал, ногой придвинул кресло ближе к изголовью и сел обратно.

На первый взгляд казалось, что слова короля не имеют смысла, но это было не так. Предутренние часы – самое тяжелое время для тех, кого мучают кошмары. Король знал это по себе.

Релиус приподнял голову. Король проследил его взгляд. У дверей молча стояли лакеи. Король обернулся обратно к Релиусу с горькой улыбкой, которая, однако, мгновенно сменилась удивительным спокойствием. Он тихо пересел на постель, а Релиус колоссальным усилием воли взял себя в руки и расслабился. Постепенно темнота начинала казаться уже не такой зловещей.

– Зачем вы спасли меня, ваше величество? – тихо спросил Релиус.

– Ты считаешь, не надо было?

Релиус открыл было рот и опять закрыл.

– Хочешь сказать одновременно и «да», и «нет», – догадался король.

– Мне трудно отделить мои собственные интересы от интересов королевы, – педантично признался Релиус, словно извиняясь.

– Ты говоришь прямо как волшебник из Сауниса. Однажды он тоже мучился такой проблемой.

– Прощая меня, вы берете на себя слишком большой риск, – сказал Релиус. – И при этом ничего не выигрываете.

– Куда больший риск берет на себя королева, и кроется он в твоей смерти, а не в помиловании.

Озадаченный Релиус задумался, и король дал волю раздражению:

– Ты не понимаешь, о чем я. Она очень сильна, и всем кажется, что сила эта не имеет границ, неисчерпаема и нерушима. Вы с Телеусом среди немногих, кому она доверяет всем сердцем, и при этом ты говоришь: да, она должна была тебя пытать и казнить. О чем ты только думаешь?

– Если она будет прощать тех, кого любит, то рано или поздно кто-нибудь из тех, кого она любит, предаст ее, а с ней и всю Аттолию. Ради общего блага королева должна идти на жертвы, – сказал Релиус.

– А если она жертвует своим сердцем? Всякий раз отрезает от него кусочек за кусочком, и в конце концов от него ничего не останется. Что тогда вы получите, Релиус? Бессердечную правительницу? И что станет с общим благом?

– Королева не сможет стать бессердечной.

– Верно, – ответил король. – Она скорее умрет. Или потеряет сначала рассудок, а потом уже сердце. Разве ты не видишь, что все идет к этому? Или твоя вера в ее силу столь слепа? У каждого из нас есть предел прочности. Но ты не прекращаешь требовать от нее все больше и больше.

Релиус притих, задумавшись:

– А у тебя? Мне казалось, мы нашли твой предел прочности.

Эвгенидес поморщился, но ответил, самокритично хмыкнув:

– Орнон, тот самый Орнон, у которого всегда найдется что сказать, утверждает, что у эддисских воров нет предела прочности. Вместо этого у нас есть точка воспламенения, как у пороха. Это и делает нас такими опасными.

– Не любишь ты Орнона, – заметил Релиус.

– Я бы так не сказал.

– Потому что не хочешь говорить правду?

Эвгенидес сделал кислую мину:

– Мы с Орноном питаем друг к другу глубокое уважение, завоеванное огромным трудом.

– Как же вы его завоевали?

– Ну ему почти удалось предотвратить войну. Я слышал, что, когда меня поймали, он приложил много сил, убеждая королеву казнить меня на месте. И если бы своевременно не вмешался медийский посол, я был бы благополучно мертв и обеим странам удалось бы избежать большого кровопролития.

– Ты это слышал? – переспросил Релиус.

– Меня рядом с Орноном не было.

Он в это время изнемогал на мокром полу в одной из камер королевской тюрьмы. Недалеко от места, где совсем недавно был и Релиус.

– А чем ты завоевал уважение Орнона? – Релиус перевел разговор на менее опасную тему.

Король лишь улыбнулся:

– Эддисские воры, даже бывшие, не раскрывают всех своих секретов.

Ушел он немного позже. Релиус, оставшись один, погрузился в раздумья. Это кем же надо быть, чтобы сказать про самого себя «благополучно мертв»?

Король, проходя через кордегардию по дороге в спальню королевы, спросил:

– А где Костис?

– Его отпустили в конце дневного дежурства.

– Кто отпустил? Я не давал позволения.

– Королева отправила его в кордегардию, ваше величество.

– Тогда почему его там нет?

– Капитан отпустил его в конце дневного дежурства.

– Он мне нужен.

– Капитан?

– Да нет же, болван… – Он умолк. В дверях появилась королева. – А, проснулась!

– А Фрезина еще спит, – жестко сказала королева.

– Да?

– Ты дал ей летиума.

– Она первая мне дала.

Королева посмотрела на него прищурившись и ничего не сказала. Он махнул лакеям.

– Я таскаю их через весь дворец, будто пушечное ядро на цепи.

– Если понадобятся более суровые меры, мы найдем ядро потяжелее. – Королева удалилась в свои покои.

– Ну и ну, – буркнул Эвгенидес и последовал за ней, так и не послав за Костисом. Более суровые меры, организованные эддисским послом, прибыли незадолго до рассвета.

Утром Костис узнал, что за ним послали. Он еще не успел надеть мундир и даже толком помыться. Накануне вечером искал Аристогитона, не нашел и проверил расписание. Арис был в карауле. Костису в обозримом будущем никаких дежурств не назначалось, и он рассчитывал провести утро в тишине у себя в квартире, начищая до блеска меч, кирасу и другие детали обмундирования. Вдруг кто-то, не постучав в дверной косяк, отодвинул кожаную занавеску, прикрывавшую вход.

Костис поднял голову и хотел было с бранью накинуться на незваного гостя, как вдруг обнаружил, что в дверях стоит вовсе не казарменный мальчишка. К нему пришел Ион, один из королевских лакеев, всегда одетый элегантно, с иголочки.

Но сейчас Ион был отнюдь не элегантен. Увидев Костиса – черные от смазки пальцы, нос в полировочной пасте, – ужаснулся:

– Одевайся. Почистись. Тебя ждут в кордегардии у королевы.

– Когда? – Костис встал.

– Сейчас же, – ответил лакей. – Несколько часов назад. Король только что про тебя спрашивал, и тебе полагалось быть там. Сказал, что искал тебя вчера ночью, но мы решили, что это вряд ли.

– И теперь он сердится?

– Теперь сердится королева.

Костис торопливо налил воду из кувшина в таз и стал умываться.

Королева ждала в передней возле спальни. Как и в прошлый раз, с ней был Орнон. Оба ждали. Вошел Костис, и она встала. Нет, подумал Костис, не встала – выросла, как грозовая туча в летнем небе. Он стал было объяснять – мол, не знал, что ему положено оставаться на дежурстве, его отпустил сам капитан. С тем же успехом он мог бы сбегать в кордегардию, взять свой меч и броситься на него грудью. Результат был бы тот же самый.

– Ты не должен покидать покои без королевского соизволения, – отчеканила королева. – Есть и спать будешь здесь же. Твоя обязанность – оставаться рядом с королем, пока он тебя не отпустит, и любыми способами добиться его расположения, чтобы он тебя не отпускал.

– Слушаюсь, ваше величество.

– Орнон, – ее взгляд метнулся на эддисского посла, – считает, что опыт такой работы будет тебе очень полезен. Постарайся чему-нибудь научиться.

– Слушаюсь, ваше величество.

Королева внимательно всмотрелась в него. Она нарочно взяла эту паузу на случай, если Костис хочет что-нибудь сказать. Но Костис молчал. Посмотрев на себя ее глазами, он вспомнил то, о чем не задумывался уже несколько дней, с момента покушения, – вспомнил, что он лейтенант лишь по названию и привели его сюда, на это место, в королевские покои, собственные неудачи. Не сумел сдержать свой гнев, не сумел сохранить верность присяге. Не сумел выполнить свой долг. Сказать было нечего.

Королева ушла, а вслед за ней и Орнон.

У окна сидели два человека в эддисских мундирах. Они придвинули к себе небольшой столик и на его