Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Интересно, что могла бы ей ответить Скарлет?
«Это школа не ваша, а мистера Бартоломью, где бы он ни был».
Или, «Вы сами первая руки распускаете. Это доставляет вам удовольствие, не так ли?»
Но сказать такое… Мне страшно было даже подумать об этом.
Неожиданно раздался свистящий звук, а затем мое лицо обожгла ослепляющая боль. «Ох! Да это же мисс Фокс опять мне своей тростью врезала!» – подумала я, хватаясь за щеку.
– Ну, я жду! – сказала она.
– Нет… Никто, мисс Фокс, – хрипло ответила я, скрипя зубами.
– Вы обе – полные ничтожества, – поморщилась она, выпрямляясь. – Пожалуй, я напишу вашим родителям, и… – Но тут взгляд мисс Фокс остановился на мне, и она моментально передумала. – Нет, на этот раз вы заслуживаете более жестокого наказания.
Пенни гулко сглотнула и вытерла мокрый нос рукавом своего платья, а мисс Фокс принялась расхаживать по своему кабинету. Она не спешила, спокойно придумывала, что бы ей такое сделать с нами, и это ожидание уже было для нас с Пенни хуже любого наказания.
Походив так по кабинету – мне показалось, что это продолжалось несколько часов! – мисс Фокс наконец остановилась, повернулась к нам с Пенни и сказала, щелкнув пальцами:
– Значит, так. Между вами есть какая-то вражда, верно?
Я на этот вопрос отвечать не собиралась, а вот Пенни немедленно ухватилась за возможность каким-то образом выгородить себя.
– О, да, мисс, – торопливо защебетала она. – Скарлет вечно что-то замышляет. Она очень плохая!
Мисс Фокс кивнула и раздвинула в улыбке свои узкие губы. Улыбка у нее была почти такой же милой, как у Вильгельмины.
– В таком случае, я думаю, вам будет очень приятно начиная с сегодняшнего дня в течение недели наводить вдвоем порядок в столовой после обеда. Вместе насвинячили, вместе и убираться будете. Вместе, понятно?
– О, нет, – прошептала я.
Пенни, судя по всему, тоже не была счастлива. Она застучала кулаками по полу и жалобным голосом завела:
– Но, мисс…
В воздухе просвистела трость Лисицы и остановилась в считаных сантиметрах от испуганного лица Пенни.
– Никаких «но», ясно? – отрезала мисс Фокс. – Будете делать, как я сказала. И еще. В течение недели вы должны на всех уроках сидеть за одной партой.
У меня отвисла челюсть, а мисс Фокс тем временем продолжала:
– И если я услышу от учителей хотя бы одну жалобу на вас, то будете убираться в столовой не только после обеда, но еще после завтрака и ланча. Все понятно?
Я мрачно кивнула. Пенни неохотно кивнула следом за мной. Мисс Фокс театральным жестом приложила к своему уху ладонь и спросила:
– Не слышу?
– Да, мисс Фокс, – хором сказали мы с Пенни.
– Хорошо, – ответила Лисица и пошла к своему креслу. Удобно уселась в нем, вынула из пасти лежащего у нее на столе чучела несчастной собачки ручку и принялась что-то писать в блокноте.
Пенни повернула голову, окинула меня ненавидящим взглядом. В глазах у нее стояли слезы, лицо было помятым и бледным, перечеркнутым красными полосами.
«Это ты первая начала», – одними губами прошептала я.
Пенни скрипнула зубами, презрительно сморщила нос, но я заметила, что на ее лице промелькнула тень надежды. На что надеялась Пенни? Это стало ясно буквально в следующую секунду, когда она спросила:
– Это значит, что нас не выпорют?
– Нет, не значит, – спокойно ответила мисс Фокс, не поднимая головы. – Порку вы получите. Но поскольку я потеряла из-за вас время, то теперь вам придется посидеть и подождать.
– Что? – пискнула Пенни.
– Мне нужно срочно привести в порядок кое-какие бумаги. Закончу с ними – займусь вами. Подождете.
Мы с Пенни испуганно переглянулись и перед лицом надвигающейся беды даже позабыли про свои распри.
– Г-где нам ждать? – спросила Пенни.
– Прямо здесь. Молча. Или…
Глава двадцать вторая
К концу того вечера я, можно смело сказать, вызубрила назубок каждый уголок кабинета мисс Фокс. Я пересчитала в нем все собачьи фотографии (девятнадцать), и все собачьи чучела (восемь, и все омерзительные). На столе мисс Фокс было семь ручек и три карандаша. На полках – ровно тридцать книг. На этом я, пожалуй, остановлюсь, но если вы хотите, могу продолжить.
Пенни в ожидании порки раскачивалась вперед и назад и беспрестанно бормотала себе под нос что-то едва слышное и совершенно неразборчивое. Мне кажется, я это время провела с бо́льшей пользой – по крайней мере, собрала какую-то информацию. Вы считаете эту информацию бесполезной? Ну, не знаю, не знаю, это уж как посмотреть.
Ждать нам пришлось почти целый час, и к концу этого времени Пенни выглядела так, будто у нее вот-вот случится нервный срыв. Я еще подумала тогда, получала ли Пенни хоть раз порку от мисс Фокс, и решила для себя, что нет, не получала, наверное. Закончив со своими бумагами, мисс Фокс выдала Пенни двадцать ударов по пальцам. Все это время Пенни жалобно скулила и шмыгала носом.
Себе же я сказала, что если я хочу быть похожей на Скарлет, то должна принять наказание с достоинством, молча и спокойно. И я приняла свои удары, не издав ни единого звука, только мысленно твердила себе всю дорогу: «Терпи! Ты должна выдержать это ради Скарлет!»
И я выдержала, хотя и знала, что мои руки несколько дней будут гореть теперь как в огне.
Закончив порку, мисс Фокс, не говоря ни слова, просто вышвырнула нас из кабинета. Я ожидала, что Пенни, как только захлопнется дверь, накинется на меня, но она немедленно бросилась бежать прочь, размазывая по щекам слезы.
Я же спокойно пошла в свою комнату номер тринадцать, только теперь начиная сознавать, что самое страшное наказание не позади, а впереди. И называется эта пытка «Неделя совместной работы с Пенни». М-да, выдумщица наша мисс Фокс, ничего не скажешь.
Я осторожно открыла дверь. Руки у меня уже болели так, словно их в костер засунули. Еще секунда, и мне навстречу со своей кровати выскочила Ариадна, добрая душа.
– О, боже мой! Я до сих пор поверить не могу, что ты ударила Пенни. Тебя за это выпороли, да? Но все равно, это было бесподобно! Ты – Пенни – шлеп! Ты видела, какое у нее при этом сделалось лицо? Не видела? Много потеряла!
Несмотря на предстоящую недельную вахту с Пенни, несмотря на горящие от боли руки, я рассмеялась, а затем хрипло сказала, осторожно отодвигая Ариадну в сторону:
– Здорово все получилось!
Ариадна, наконец, сообразила,