Он сгреб дочку в охапку и, кинув на постель, стал яростно щекотать. Я с улыбкой смотрела, как Милли, надрываясь от хохота, визжит, чтобы папа ее отпустил.

Поместье Кроу-Нест располагалось на вершине холма, окруженного перелеском, недалеко от Хардкасл-хауса, и в сравнении с последним напоминало дворец. Большой дом состоял из центральной части и двух боковых флигелей. Окна были размером с въезд в железнодорожный тоннель, вдоль дорожки к парадной двери шли бархатные канаты. В поместье имелось озеро, лужайки и террасные газоны, цветочные сады, виноградники и винодельня. К западу от застекленного зимнего сада находилась оранжерея с экзотическими растениями. В саду бродили ламы и альпаки, которые под серым небом Йоркшира казались существами из иного мира.

Подобно бесчисленному семейству Грейтрекс, сотни их рабочих – управляющих, клерков, ткачей, сортировщиков, прядильщиков, операторов сушильно-ширильной машины[51], посыльных – сидели за элегантно накрытыми столами. Все они еще летом получили приглашения на плотной кремовой бумаге. Под белыми парусиновыми навесами были расставлены столы, ломившиеся от говядины и баранины, пирогов с голубятиной, жареных уток, тетеревов и куропаток, сливовых пудингов, пирожных-корзиночек и желейных конфет, а также мороженого для детей.

Детей на празднике было очень много. Сидя с моими подопечными и их бесчисленными двоюродными братьями и сестрами, я наконец осознала истинные масштабы и влиятельность семейства миссис Ингланд. Центром всего, в сюртуке с золотыми пуговицами и брюках в шотландскую клетку, был седобородый Чемпион Грейтрекс – восьмидесятилетний старец, полвека несущий на своих плечах бремя власти и богатства, словно легкую шелковую накидку. На него постоянно устремлялись двадцать-тридцать пар глаз, как будто окружающие не верили, что этот человек состоит из плоти: отец девятерых детей, владелец сорока ткацких фабрик, который провел свое предприятие сквозь взлеты и падения, не закрыв ни единого филиала. Мистер Грейтрекс прохаживался по газонам между группами гостей, а под его холеной рукой поблескивала серебряная альпака – набалдашник тонкой черной трости.

Когда мы утром выезжали из дома, я не представляла и десятой доли размаха нынешнего празднества, рисуя в своем воображении обычный пикник в большом саду. Прекрасные наряды детей Ингландов смотрелись буднично и незаметно среди моря белоснежных платьев и матросских костюмчиков младших представителей йоркширской знати. За детьми Грейтрексов следовали нянечки и гувернантки, которые мило переговаривались между собой. Одна или две восхитились моей форменной одеждой и расспросили о Норланде. Они виделись не первый раз и знали подопечных друг друга, а потому расположились рядом на шерстяных покрывалах и непринужденно болтали, периодически вытирая с губ малышей хлебные крошки. Глядя на бестолково носящихся по траве детей, я задумалась: как бы их организовала Сим? Наверное, хлопнула бы в ладоши и выстроила в два ряда для игры в «Мистера Крокодила»[52].

Несмотря на царящую вокруг беготню, смена обстановки подействовала на меня живительно; сидя на свежем воздухе под открытым небом, я поняла, какой мрачной и замкнутой была жизнь в долине.

Бо́льшую часть дня я наблюдала за миссис Ингланд. В нежно-розовом льняном платье с черным атласным бантом на шее она, словно бабочка, порхала между группами беседующих. Вот миссис Ингланд встала возле братьев на зеленом пригорке. Вскоре к ним подошли родители – отец в строгом черном, а мать в серо-коричневом, длинных перчатках и шляпе со страусиными перьями. Не прошло и минуты, как миссис Ингланд вернулась на свое место за пустым столом. Она сидела, обхватив себя руками и притоптывая ногами, словно от холода. Ее взгляд был устремлен вдаль, на озеро.

Ко мне подбежал красный запыхавшийся Саул и попросил лимонада. Оставив его с Чарли, который выдергивал из газона пучки травы, я отправилась за напитком, потом вернулась и села рядом с Саулом и Чарли. На меня навалилась усталость. Саул опять обмочил кровать, а пока я посреди ночи меняла простыни, проснулись Милли и Чарли. Малыш не желал засыпать, и несколько оставшихся до рассвета часов я мерила шагами игровую комнату, укачивая его на руках.

Мы смотрели на бег в мешках у подножия холма, и я заметила Милли, которая стояла в окружении двоюродных сестер, накручивая на палец волосы.

– Можно я пойду играть? – спросил Саул.

– Да, только не спеши. Здесь слишком много народу.

– Хорошо.

Саул рванул вперед, будто гончий пес, а я, взяв Чарли за пухлую ручку, повела его туда, где сидела миссис Ингланд. На столах валялись надкусанные корзиночки вперемешку с остатками подтаявшего мороженого. В воздухе витал приторный запах сладостей.

– Детям нравится? – спросила миссис Ингланд.

Судя по темным кругам под глазами, ночью она спала не больше моего.

– Да, – сдерживая зевок, я поставила Чарли на траву рядом с собой.

Малыш тоже устал и мог расплакаться из-за любого пустяка.

– Мне понравилась речь вашего дедушки.

– Действительно?

– Особенно его фраза про сообщество работников фабрик, каждая из которых словно город.

– А он, конечно, лорд-мэр[53], – с невеселой усмешкой произнесла миссис Ингланд.

Мы смотрели на веселящихся гостей. Поодаль на газоне двое мужчин скинули рубашки и затеяли соревнование по борьбе. Возле рододендронов перетягивали канат. Несколько ребятишек гладили ламу палевого цвета, которая, как собака, ходила на поводке.

– Как же тут здорово! – восхитилась я. – Будто в парке развлечений. Ваш отец вырос в Кроу-Нест, мэм?

– Да. В Змеином гнезде[54], как я называю это место.

Я с трудом сдержала удивление. Чарли нашел упавшую ложку и колотил ею по траве. Глядя на малыша, мы не заметили приближения Хелен Грейтрекс.

– Добрый день, Лилиан.

– Добрый день, мама.

Миссис Ингланд не привстала, чтобы поцеловать мать. Пожилая женщина посмотрела на меня поверх лорнета.

– Добрый день, миссис Грейтрекс, – поздоровалась я.

Она не обратила на меня внимания и уселась возле дочери.

– Как в старые добрые времена, – заметила миссис Грейтрекс. – Все дети в сборе.