Игорь Васильевич Курчатов — историческая личность. О нем пишут книги, ему ставят памятники, создают музеи, его именем называют города, атомные электростанции, институты, корабли, площади, улицы. Его чтут как великого человека, отдавшего свой большой талант и жизнь науке, людям, Родине. Но мы, его ученики, знаем и помним его еще и как заботливого, доброго, чуткого, доброжелательного, отзывчивого человека.

Игорь Васильевич был любящим, заботливым сыном. Его мать, Мария Васильевна Курчатова, осталась в блокадном Ленинграде. Из-за болезни мужа она не смогла эвакуироваться вместе с ЛФТИ и сыном — Борисом Васильевичем. Вскоре, похоронив мужа, она осталась совсем одна. Жилось ей, больному, пожилому человеку, очень трудно. Об этом мы с аспиранткой кафедры математики нашего института, Княжевой Ниной Ивановной, сердечным, добрым человеком, случайно узнали, когда встретили однажды Марию Васильевну в вестибюле нашего института. Она, ослабевшая, с трудом пришла узнать, нет ли весточки от ее сына — Игоря Васильевича. А Игорь Васильевич в это время находился в Севастополе, работал по защите наших кораблей от фашистских мин. Но мы об этом тогда не знали, так как связи между блокадным Ленинградом и Большой землей не было.

Когда в 1942 г. появилась возможность эвакуации из Ленинграда через Ладожское озеро (по Дороге жизни), я с Марией Васильевной с большими трудностями выехали… По дороге Марии Васильевне стало совсем плохо. В Вологде ее сняли с поезда и поместили в больницу. А нас повезли дальше, в г. Киров. Я немедленно телеграфировала в Казань, где в то время находился ЛФТИ и семья Курчатовых. Вскоре получила из Казани ответную телеграмму: „Срочная Киров вокзал востребования Крицкой Владиславе. Мама поправляется благодарим Курчатовы“. Но через некоторое время пришло письмо от Игоря Васильевича с печальным известием: „Пишу Вам о громадном постигшем нас горе. 12 апреля мама скончалась в Вологде. Все Ваши телеграммы мы получили и своевременно отвечали в Киров, но так как Вы там пробыли недолго, они Вас не застали. Первую Вашу телеграмму от 28/II мы получили 4/III, но тогда не выехали, я только что болел, а Борю отпустить одного не согласился. Вскоре наладилась связь с Вологдой, перевели деньги“. Дальше Игорь Васильевич пишет, что из Вологды сообщили, что Мария Васильевна поправляется и скоро приедет с попутчиком в Казань… „Это успокоило нас и вселило радостную надежду на счастливый исход. Простить себе сейчас не могу легкомысленного оптимизма“, — казнит себя Игорь Васильевич. А что он мог сделать — сам в это время был очень больной! И дальше в письме: „Совершенно неожиданно получил 10 апреля телеграмму о резком ухудшении здоровья мамы, а 12 апреля она, бедная, скончалась, так и не получив после тяжелых страданий единственного, что у нее оставалось в жизни, — радости увидеть своих сыновей. Владя! Вы лучше других знаете, как жила мама последние месяцы в Ленинграде и как ехала. Прошу от своего имени и имени брата написать как можно подробнее об этом. Горячо благодарим Вас за заботы о маме“.

Несмотря на личное горе, Игорь Васильевич, этот добрый, заботливый человек, беспокоится и о нас, своих учениках и сотрудниках, и пишет дальше в этом письме: „…напишите также о всех наших товарищах по работе в педвузе и прежде всего о себе самой. Как поправляетесь Вы сами, испытавшая так много страданий? Где будете работать? Я очень виноват, что не написал ничего и не выслал Вам отзыва (на диссертацию, — В. К.) из Севастополя, не думал, что он может дойти до Вас. Отзыв послал отсюда в Ленинград в начале февраля, но Вы, очевидно, получить его уже не смогли.

До января был на юге, кое в чем был полезен делу обороны. После того как приехал сюда, болел воспалением легких, затем гриппом. Сейчас работаю, хотя в эти дни мне очень трудно…“

У меня хранятся письма Игоря Васильевича военных лет, из которых видно, как он при своей такой масштабной работе и огромной занятости находил время заботиться и хлопотать не только о своих учениках и сотрудниках, но и об их семьях, если узнавал, что им трудно. Так было, например, с семьей Петра Ивановича Короткевича, умершего в блокадном Ленинграде. Петр Иванович работал на нашей кафедре. У него была светлая голова, золотые сердце и руки. Игорь Васильевич и все мы — аспиранты, сотрудники кафедры — очень его ценили и любили. Деятельный, доброжелательный, он всегда старался прийти на помощь другим и делал это до последних своих дней и в трудное блокадное время.

Игорь Васильевич в одном из своих писем пишет мне: „…теперь к Вам большая просьба. Речь идет о семье Петра Ивановича, которая проживает в Татарии и чувствует себя очень одиноко. Переписку жена Петра Ивановича ведет только со мной. Очень прошу Вас написать ей о Петре Ивановиче по адресу… Но это еще не все. Надежда Ивановна никак не может получить пенсию на своих детей, получаются затруднения с документами… В КВШ сообщили мне, что сейчас педвуз Покровского слит с педвузом Герцена и находится в Кыштыме. Поэтому прошу Вас, когда будете в Кыштыме:

1) добыть эти справки и направить их Надежде Ивановне и

2) поставить перед общественными организациями педвуза вопрос о помощи семье Петра Ивановича, и моральной и материальной“.

Сколько душевной чуткости, доброты и горячего желания помочь в этих строчках Игоря Васильевича! Мне известно, что впоследствии Игорь Васильевич по-отечески заботился об осиротевшей семье П. И. Короткевича.

Война, эвакуация из блокадного Ленинграда разбросали нас по разным уголкам страны. Игорь Васильевич тревожился о судьбах своих учеников и сотрудников по Институту им. Покровского: „…Напишите о всех наших товарищах по работе в педвузе“… Мне стало известно после эвакуации из Ленинграда местонахождение аспиранта Семана О. И. Я сообщила об этом Игорю Васильевичу. И он пишет: „…очень рад, что появился Семан. Передавайте ему от меня сердечный привет…“ Всю жизнь Игорь Васильевич заботился о нас, своих учениках, интересовался нашей работой, планами, успехами, здоровьем, отдыхом.

Много еще не высказанных воспоминаний, ярких, незабываемых впечатлений хранится в памяти людей, кому выпало счастье знать Игоря Васильевича. Свидетельство тому и ежегодные Курчатовские чтения, проводимые вот уже больше двадцати лет в Ленинграде и в Москве. Торжественно, празднично и очень тепло проходят всегда эти чтения. Горячая волна любви, благодарности, признательности, восхищения и глубокого уважения к Игорю Васильевичу Курчатову охватывает всех присутствующих в зале, когда звучат взволнованные воспоминания о жизни, творчестве и работе Игоря Васильевича — гениального, великого человека, гордости нашего народа, отдавшего без остатка свой огромный талант, свое горячее отзывчивое сердце науке, людям, Родине. Его идеи живут, развиваются, находят воплощение в разнообразной человеческой деятельности. И светлая память о нем никогда не померкнет, будет жить вечно в сердцах и делах людей».

В воспоминаниях Алексея Васильевича Морозова[147] — физика, в 1932–1950 годах доцента на кафедре экспериментальной физики, Игорь Васильевич предстает обаятельным человеком высоких душевных качеств: