к ступице. По запросам на привилагии по конкретным узлам и конструкциям дело шло веселее, их явно рассматривали люди сведущие. Из того десятка заявок, что рассмотрели, завернули только одну, на шаровую опору колеса — таковая, оказывается, запатентована три года назад неким немцем, мои консультанты этого не знали. И ещё по одной заявке, на конструкцию тормоза, просили указать, если есть, существенные различия от имеющейся конструкции, чертежи которой прислали — мол, сами по указанным в заявке эскизу и описанию однозначного вывода сделать не могут, голоса разделились поровну. Ух ты, у них там ещё и голосования проводятся⁈ Быстро расписал отличия, благо, их немало, но они существенны: во-первых, регулируемая сила прижатия колодок, которые автоматически дожимаются по мере износа, а не выставляемая позиция, требующая постоянно проверять зазоры и проводить регулировки, во-вторых, сменность этих колодок, которые не были неотъемлемой частью конструкции. Эх, видеть бы эту «Привилегию» раньше — мою заявку можно было разбить как минимум на две, по каждому из этих отличий. А ещё и третье есть, дедов тормоз вентилируемый, что улучшает условия работы. Всё это написал, начертил, даже стрелочки на отличия на чертежах поставил, отослал. Как говорится, кто с нами по-человечески, с теми и мы по-хорошему. А кто нет — Клеофас Спиридонович разъяснит о нормах вежливости.

В четверг, третьего апреля, я заканчивал работу в лаборатории и уже предвкушал спокойный вечер в общежитии, когда зазвонил мобилет. Мурлыкин, а это был он, коротко потребовал:

— Ко мне в кабинет, срочно! — И голос у него был далёким от благожелательности.

Я, пока добирался из одного корпуса в другой, успел себя знатно накрутить. Почему-то подумал, что с Машей что-то случилось, но спросить ничего не успел, потому как Василий Васильевич с порога припечатал меня вопросом:

— Ты что это творишь, а⁈ И почему я об этой выходке узнаю от чужих людей, и когда уже поздно что-то исправлять⁈

— Ээээ… Вы о чём⁈

— А у тебя что, много таких сюрпризов припасено?

— Наоборот, ни одного припомнить не могу.

— А личная, ять её так, дипломатическая, мля, переписка с иностранными державами — это что, мышь чихнула⁈

— Какая ещё переписка, с какими державами⁈

— Со скандинавским союзом переписка, посольство которого тебе письма шлёт!

— Какие письма, я не получал ничего?

— Конечно, не получал — всё во втором отделении лежит[1].

— Так откуда мне в таком случае знать, что там и почему они мне пишут⁈

— Да про подарки, от тебя полученные пишут! Ко мне — и хорошо, что ко мне, а не кое к кому из моих коллег — за консультацией обратились, что за артефакт или алхимическое средство может называться «живая вода» и чем грозит империи канал её утечки за границу! Письмо показали, а там на конверте — очень знакомый получатель!

Тут у меня всё и сложилось — точнее, сперва у деда, а почти сразу и у меня. Я аж выдохнул шумно от облегчения и осел на стул.

— Я уж думал, и правда что-то серьёзное или незаконное…

— А этого тебе мало⁈

— А никакого «этого» нет. «Живая вода» — это излишне бдительные господа перестарались, перевели на русский название «акавита» — да-да, та самая, что я на пробу привозил. И с посольством именно я дел не имел.

— Кто ж тогда имел, и почему письмо на твоё имя?

— Тогда ещё норвежский подданный Кнут Викстрём письмо в посольство написал и гостинец передал. Норвежец-то может к норвежскому консулу обратиться? Эта акавита — их национальный напиток считается, вот он и написал, что тут, у нас, начинается производство и спросил разрешения использовать название. Не то, чтобы это необходимо, оно не запатентовано, но во избежание недовольства и претензий… А чтобы лучше думалось — к письму приложил, с моего разрешения, пару ведерных бочонков напитка.

— Так-так-так. То есть, речь шла про настойку? И связывался с посольством норвежец?

— Письмо писал норвежец, но отвёз его я, по пути в Смолевичи.

— Это хуже, но…

— Так чем «хуже»-то⁈ Люди и за границу ездят, «на воды», ни у кого никаких претензий. А тут вдруг такие страсти!

— Сам же руку приложил — теперь все, кому не лень, английских шпионов ловят. Как умеют[2]. Так, пойдём к тем, кто всю эту кашу заварил, там разбираться будем! Только оружие своё здесь оставь, на всякий случай.

Это вот последнее было крайне неприятно, и болезненно-близко к попранию шляхетской чести, но поскольку Мурлыкин уже почти родственник… Решил пока спустить на тормозах этот момент.

Дошли, зашли, и даже поговорили. Только вот первые минут пятнадцать разговор был почти беспочвенным и безрезультатным — пока, наконец, не достали само письмо из посольства. Прочитали, не поняли. Содержание: благодарят, меня, что подарил и Кнута, что выпросил; говорят, что понравилось; просят ещё. В чём крамола-то, повторил бы ещё раз, если бы Мурлыкин не приказал ни в коем случае вообще ничего не говорить, пока он сам не разрешит.

— И в чём проблема?

Проблема, оказывается, в трактовках. Умудрились вывернуть так, что это чуть ли не шифровка резиденту! Вот ведь, наследники Жабицкого! Тем не менее, уже у всех возникла полная ясность, что из этого повода ничего вымутить не удастся. Местный служащий и огрызался уже по инерции и только «для порядка». Даже письмо мне отдали, наконец, и Мурлыкин разрешил голос подать. Первым делом глянул на почтовый штемпель.

— Блин, письмо тут месяц лежит!

— Ну, мы же должны были выяснить…

— А просто спросить, никак?

— В каком смысле?

— В прямом — вызвать повесткой и допросить под присягой. Магической присягой, разумеется, а не под клятвой богами.

Сотрудник второго управления не нашёл, что сказать.

— Вот-вот, — поддержал меня будущий тесть, — тем более, в отношении с коллегой.

— С каким коллегой⁈

— Юра — эксперт-криминалист, пусть пока и внештатный. Но вся сложная химия, биохимия, особенно сравнительные анализы или определение концентраций — это всё его.

Я читал письмо, Мурлыкин вполголоса беседовал о чём-то с явно младшим по званию. Хоть я к стыду своему ещё не выучил все варианты специальных званий и должностей, но местный был примерно на уровне поручика, судя по погонам, и зашедшему «в гости» полковнику внимал. Работники консульства уверяли, что наши образцы представляют собой «весьма достойный продукт», который «может достойно нести на себе славное название». А добавку просят, оказывается, не для