Мы молчали.

— Опоили меня чем-то и думали, шо все! Шо больше меня живым не увидите?!

Да? А ну руки вверх!

Он направил пистолет на меня, потом перевел взгляд и дуло на Петра. Было видно, как дрожит его вытянутая рука, как пистолет все время пытается «лечь» на бок, и каких усилий ему стоит удерживать его.

Я поднял руки над головой, а Петр добродушно сплюнул себе под ноги, совершенно беззлобно улыбнулся, глядя на полковника, и в этой улыбке, по краям которой висели черные приглаженные усы, я увидел не только несвойственное Петру добродушие, но и сочувствие.

— Витольд Юхымовыч! — громко, чтобы разделявшее его и полковника расстояние не смогло поглотить какую-нибудь произнесенную букву, говорил Петр.

— Вам видпочыты трэба, а нэ залякуваты нас своим «ТТ»! Хыба ж мы нэ люды? Хыба нэ порозумиемось якось?

Я видел, как выпучил удивленные глаза полковник Тараненко, услышав из уст Петра неожиданный текст. Я видел, как он сделал два нетвердых шага вперед, как на лице его возникла растерянность, точно такая же, какая недавно была на лице Гали.

Он снова остановился, внимательно глядя на нас. Но, вероятно, что-то мешало ему нас разглядеть. Может быть, усталость. Свободной рукой он дер глаза, а правую с пистолетом все еще держал на весу, но дуло его «ТТ» смотрело уже куда-то мимо, Петр достал свою трубку. Раскурил ее и демонстративно выдохнул дым столбиком в небо.

Я опустил руки. Опять происходило что-то странное. На моих глазах из полковника испарялась воинственность и решительность, с которой он направил на нас свой пистолет.

Он оставил в покое свои глаза, потер пальцами левой руки висок, посмотрел на солнце. Снова направил озадаченный взгляд на нас. Потом как-то странно тряхнул головой, словно прогоняя сон, и опустил руку с пистолетом.

Сделал еще несколько шагов и остановился метрах в пяти от нас.

— Шо-то мне нехорошо, — произнес он усталым голосом и вздохнул. — Если б не вы, я б сейчас в Одессе, в санатории Чкалова отдыхал… Мне давно уже нужно отдохнуть…

— Ну так давайтэ, жинкы вам чаю заварять, — предложил мягким голосом Петр.

Витольд Юхимович глянул на него с подозрением.

— Кофе мне ваши жинки уже раз сварили!.. — сказал он, но в его интонации не было ни нотки обиды или злости.

— Слышьте, а? — неожиданно врезался в спокойствие разговора незнакомый звонкий голос.

Я ошарашенно обернулся и увидел у противоположного края ямы казаха с верблюдом. Казах был весь джинсовый — и рубаха, и, естественно, штаны, и даже ремень с прицепленной кнему сумочкой для денег и документов — все было синего трущегося цвета. На верблюде между двух горбов был закреплен странный баул со множеством разноцветных сверху нашитых кармашков.

— Слышьте, а! Купить еды хотите? — продолжал звонкий казах.

— Какой еды? — через наши головы спросил казаха полковник.

— Кансервы, шакалад, макароны иранские… — казах прищурился, внимательнее рассматривая полковника. — Патроны для «ТТ» тоже есть, савсем дешева, дешевле куриных яиц…

— А чем платить? — серьезно спросил полковник.

— Чем хочешь. Доллары, марки, франки, бартер… Патроны хочешь, да?

— Нет, — ответил полковник. — Какие консервы есть?

— Крабы, сельдь каспийская очень свежая, креветка… все па два доллара…

Опять в моем воображении возникла линия, начерченная между казахом и полковником, и опять она проходила через нас. Мне захотелось отойти в сторону.

А полковник тем временем вытащил из кармана адидасовских штанов бумажник, вынул зеленую купюру и помахал ею в воздухе.

— Давай пять банок сельди! — сказал он казаху.

— Пачему давай? — вдруг обиделся казах. — Ты — пакупатель, я — магазин. Ты сюда иди и пакупай! Магазин к пакупателю же не ходит!

— Товарищ полковник, — воспользовавшись возникшей паузой, заговорил я, — не берите каспийскую сельдь!

— Почему? — удивился Тараненко.

— Там… всякое в банке может оказаться…

— А-а,.. — понимающе улыбнулся полковник. — Всякое, говоришь… Ясно… — и погрозил мне толстым указательным пальцем, словно я был расшалившийся мальчуган в детском садике.

— Ты что, не веришь, что я — магазин? — взволнованно и обиженно заговорил казах. — На, смотри, у меня патент есть, тавар есть… Иди пакупай…

Полковник, улыбаясь, мотнул головой, рассмеялся, еще раз мотнул головой и пошел прямиком через яму, мимо нас, к верблюду-магазину, сжимая в одной руке пистолет, в другой — зеленую купюру и остановился прямо перед верблюдом.

— Пять банок крабов, — сказал он твердо, протягивая казаху зеленую десятку.

Казах ударил пяткой по внутренней коленке передней ноги верблюда и тот послушно лег на песок, сначала передними ногами, потом задними. Продавец открыл одно из отделений большого баула, полез внутрь чуть ли не головой. Вытащил консервы. Выложил их на песок в шеренгу.

— На, считай, — обернулся он к покупателю. — Раз, два, три, четыре, пять, — он словно пронумеровал каждую консервную банку, переводя указательный палец с одной на другую.

Потом достал из кармана джинсовой рубашки калькулятор. Что-то бормоча себе под нос по-казахски, произвел счетные действия и, снова подняв глаза на полковника, произнес:

— Десять долларов. Полковник усмехнулся.

— А я тебе сколько даю? — спросил он, приблизив купюру чуть ли не к носу казаха.

— Десять, — кивнул казах, принимая банкноту. Тараненко поставил банки в стопочку и взял в руки. Подошел ко мне. Опустил консервы на песок и вдруг посмотрел на свою правую руку, в которой все еще держал пистолет.

— Тьфу, — сказал. — А я думаю, чего рука болит…

Он расстегнул молнию на своей адидасовской курточке и вложил пистолет в кобуру, висевшую слева под мышкой. Закрыл молнию и обратился ко мне.

— Скажи, ты же из Киева один поехал! Откуда казашка взялась?

— В пустыне нашел, — ответил я полковнику. — Заснул один, проснулся вдвоем.

Полковник усмехнулся, потом обвел взглядом край расширенного раскопа, диаметр которого дошел уже метров до десяти. Увидел мумию.

— А это шо? — спросил он.

— Мумия, — ответил я. — Старая. От нее корицей пахнет…

— Корицей? — Полковник сделал шаг к мумии. — Корицей…

Он тяжело вздохнул.

Я глянул на Петра, который расслабленно стоял, наблюдая за полковником.

Справа от него, ни на что не обращая внимания, спиной к нам на корточках сидела Галя и продолжала осыпать край ямы.

— Да, — подумал я. — Что-то наш полковник уже ни на кого не наводит страх…

А полковник тем временем опустился на корточки перед мумией, рассмотрел ее внимательно, принюхался. Потом заметил мумифицированный член. Судя по тому, что никаких вопросов не задал, сам все понял или пришел к удовлетворительному для себя выводу.