Дверной колокольчик снова звякает, и в кофейню заходит Пётр. Едва заметно кивает мне вместо приветствия и идёт мимо бара в сторону служебных помещений, но замедляет ход и оборачивается, когда я говорю Кириллу:

— К сожалению, у нас закончились стаканчики для кофе навынос. Ближайшая кофейня в торговом центре, двести метров пешком.

Потому что за моей спиной рядом со сверкающей кофемашиной стоит батарея разнокалиберных бумажных стаканчиков с логотипом «Пенки», и это всем прекрасно видно.

— Согласен задержаться на несколько минут, — снова ухмыляется Кирилл, — и выпить кофе в этом прекрааасном заведении, которое ты почтила своей трудовой книжкой. Двойной эспрессо.

Я пристально вглядываюсь Кириллу в глаза, пытаясь рассмотреть там славного парня, с которым мы когда-то неплохо проводили время, и жду, что он вот-вот прекратит этот фарс. Но там лишь насмешливое «Давай, женщина, вари мне кофе». Бросаю короткий взгляд на Петра и натыкаюсь на недоумение, почему я веду себя не так, как подобает хорошему сотруднику «Пенки», взращённому Надеждой в строгом соответствии с постулатом «Клиент всегда прав».

И он прав. Как бы меня сейчас ни тошнило от Кирилла, я по-прежнему на работе. Поэтому с трудом отрываю пальцы от столешницы, беру портафильтр с двумя носиками и поворачиваюсь к кофемолке.

— Эх, Аська, Аська, — с явным наслаждением вздыхает Кирилл, отбивая рукой ритм по барной стойке. — Что же ты никак не можешь понять, что вам, женщинам, не прыгнуть выше головы? Не созданы вы для бизнеса. Дом, дети — вот в чём вы хороши. Зачем лезть туда, где вы заранее обречены на провал?

— Знаешь, Кирилл, — говорю, не удостоив его даже взглядом из-за плеча, — борода в наши дни — это единственное, в чём женщина не может перещеголять мужчину. А если и перещеголяет, то успех ей обеспечен только в цирке.

— Ты вся такая остроумная, — хмыкает он в ответ. — Но вот женской мудрости в тебе мало. Могло же не так всё сложиться. Договорились бы без этих твоих выкрутасов.

— Мне не о чем с тобой договариваться, Кирилл.

— Скажи ещё, что не жалеешь.

— И доказывать тебе мне нечего, — отвечаю я, включая кофемашину.

— Смешная ты, — ухмыляется он, наблюдая за мной, пока я выставляю на маленький деревянный поднос стакан воды, салфетку, ложку и стик сахара. — За это мне и нравишься. Нескучно с тобой. Как в цирке.

Интересно, после всех этих йогических стоек на голове мои руки достаточно сильные, чтобы врезать ему и расквасить нос?

Снова кошусь на Петра и замечаю, что холодная озадаченность в его глазах сменилась на немой вопрос, нужна ли помощь. Впервые за две недели он будто приподнимает плотно сидящие шоры безразличия, и мне удаётся заглянуть глубже, прочесть неозвученное. Но в ответ я едва заметно дёргаю подбородком, показывая, что нет, помощь не нужна. Сама справлюсь.

— Просто пойми, Аська, надо тебе уже повзрослеть, — упоённо продолжает Кирилл, не замечая ничего вокруг. — Все эти твои цветочки, книжки, мультики — не по возрасту оно уже всё. Несерьёзно это. Так ты ещё долго будешь одна.

— Лучше буду одна, чем…

Но не договариваю. Ставлю на поднос чашку с эспрессо, снова впиваюсь пальцами в столешницу.

— Ясно всё с тобой, — хмыкает Кирилл.

— Что тебе со мной ясно? — вскидываюсь я, поднимая на него глаза.

Кирилл кривит губы в ответ, понимая, что всё-таки задел: из всего богатства и многообразия русского языка умудрился выбрать фразу, на которую у меня вот уже много лет жгучая аллергия.

— Зря ты, очень зря, — говорит самодовольно. — Так ведь можно и подумать, что с тобой что-то не так. Что ты… — он наклоняется ближе и произносит тихо, чётко, практически по слогам: — неполноценная.

Краем глаза замечаю, что Пётр дёргается на своём месте молчаливого наблюдателя, но не успевает что-то предпринять. Как и мой мозг за долю секунды не успевает привычно нарисовать мне детальную картину того, что будет дальше, проанализировать это и предложить пару вариантов, как это можно улучшить или… избежать.

Потому что я опускаю голову и плюю в чашку с двойным эспрессо. Со всей ненавистью одной маленькой женщины и тысяч её сестёр. А потом пододвигаю поднос к Кириллу и всё-таки натягиваю на лицо фальшивую вежливую улыбку.

— Твой кофе, Кирилл. Мой фирменный рецепт специально для тебя. Угощаю.

И только тут в мозгу огромной неоновой вывеской загорается запоздалое уведомление, что вот именно это точно было зря.

Что перегнула палку.

Что поступила чрезвычайно глупо.

Безмерно инфантильно.

Донельзя некрасиво.

Чудовищно оскорбительно.

Но поздно: буквально вижу, как глаза Кирилла наливаются бешенством, а челюсти он сжимает так сильно, что начинают ходить желваки. Одно резкое движение кулаком, и поднос скользит по столу в мою сторону, падает на пол, посуда бьётся, безобразные коричневые брызги разлетаются по сторонам.

Но едва я успеваю подумать, что второе движение кулаком придётся по мне, между Кириллом и барной стойкой появляется Пётр. Вклинивается быстро, легко и уверенно, и Кириллу, продолжающему пугать меня своим взглядом, даже приходится отступить на шаг.

— Прошу покинуть заведение, — тихим, но твёрдым голосом говорит Пётр. — Немедленно.

Кирилл физически крупнее, но сейчас, даже когда он выглядит особенно огромным, напряжённым и зловеще сжимает пальцы в кулаки, прямая широкая спина Петра будто защищает меня от всего на свете. Фантомным прикосновением скользит по позвоночнику воспоминание о нашем знакомстве, когда я точно так же — без каких-либо причин и адекватных объяснений — почувствовала себя в абсолютнейшей безопасности.

— Кто такой? — рычит Кирилл, переводя взгляд на Петра.

— Хозяин, — бесстрастно отвечает тот.

Нет, Кирилл не будет махать кулаками. Он же не быдло из подворотни, да и я не стою того, чтобы разбивать из-за меня костяшки пальцев. Неполноценная маленькая девочка, с которой всё ясно. Но пока они с Петром испепеляют друг друга глазами, я прижимаюсь спиной к холодильнику и не смею шевельнуться.

А когда мне кажется, что струна натянута до предела и вот-вот порвётся, Кирилл шумно выдыхает, отступает ещё на пару шагов и последним гвоздём вколачивает в мою переносицу полный ненависти взгляд.

— Понабрал по объявлению, ммм, хозяин? — кривит он рот в презрительной усмешке. — Вправь своим работничкам мозги!

— Обязательно, — сухо отвечает Пётр и долгим, тяжёлым, чёрным взором исподлобья провожает Кирилла, пока тот выходит из кофейни, разве что не хлопнув дверью, и полностью скрывается из зоны видимости.

Я громко вздыхаю.

Пётр оборачивается ко мне, осматривает поле боя за стойкой.

— Ты как, цела? Не задело?