— Что за сравнения, Клэр? — пожал плечами Джон и включил мониторы. — А Соуксом, мне кажется, должна заняться служба национальной безопасности.

1

Далай-лама в час ночи покинул Поталу и в сопровождении двух монахов-телохранителей отправился к храму Наакал, тайной резиденции бессмертных, вход в который был расположен в трех километрах от Лхасы и в пяти от Поталы, но никто, кроме избранных, не знал об этом. Монахи следовали за ним словно тени, скользили, а не шли, быстро и призрачно. Это были воины монастыря Тот, в котором уснули миниатюрные белые сфинксы. Телохранителей называли «лунные бабочки» в честь невероятно древних событий, произошедших на Земле сто сорок четыре тысячи лет назад. Тогда все пространство мира было пронизано насмешливыми законами свернутого в галактический жгут чуда. Бог был рядом, и его присутствие оказалось настолько повсеместным, что даже Земля не могла стать твердью, а была восторженно желеобразной и прозрачной от полюса до полюса. И так продолжалось до тех пор, пока не произошло необъяснимое вторжение и последующая за ним Катастрофа, после которой на Землю стали приходить мертвые. Об этом и написано в священных шелковых письменах… Далай-лама слегка кивнул и в который раз удивился мгновенной реакции своего личного «спецназа». Один из монахов, с лицом, напоминающим формой молодой месяц, скользнул к потаенному лазу монастыря Наакал и, словно змея, исчез в нем. Монастырь воздвигли на недосягаемой для современной цивилизации глубине в сорок километров служители бога Бара, единственным недостатком которого, по мнению далай-ламы, было лишь то, что он выносил окончательные приговоры и тем самым ставил под сомнение свою божественность. Монах выполз из лаза с алмазной змеей дибу в ладонях. Далай-лама провел по голове дибу осанным браслетом, обхватывающим запястье левой руки, и змея ужаса, изменив цвет с кораллово-золотистого на ониксово-серебряный, переползла с ладоней монаха на руку далай-ламы, скользнула по ней к шее и юркнула в уже приоткрытый для этого рот правителя Тибета. Далай-лама ощутил шершавый холод, заполнивший его пищевод, почувствовал, как дибу развернулась в нем головой ко рту и, свернувшись, затихла.

— Я пошел, — сказал далай-лама монахам. — Вернусь, когда вернусь, ждите.

Обученные по системе «Сновидение» телохранители кивнули и растворились в темноте. Подойдя к лазу, правитель Тибета, далай-лама, элохим, не ведающий об этом, второй, повторяющейся вот уже тысячу лет, степени посвящения, дзог большого благословения, лег на землю и вполз в лаз.

Он не любил посещать монастырь Наакал, не нравился путь к нему. Холод дибу, чем-то напоминающий местную анестезию во время хирургической операции, сделал его тело бесчувственным и ознобно дрожащим. Вместе с тем оно стало воспринимать все изгибы узкого лаза, словно сам далай-лама превратился в змею. Аура алмазной змеи внутри его приглушала и делала даже приемлемым пластунский путь в Наакал. Наконец-то лаз стал более пологим, и правитель Тибета попал в зону плывунов, заскользив животом по жидкой велесовой глине. Вскоре он перестал помогать своему телу — набирая скорость, оно устремилось вглубь. Угол наклона лаза достиг восьмидесяти градусов, и скорость спуска была такой, что закладывало уши. Руки правителя плотно прижались к телу, со всех сторон лаза, по кругу, источалась жирная смазка велесовой глины, голова его поднялась лицом вперед, рот приоткрылся, и изо рта, словно из уютного грота, выглянула голова дибу с немигающими перламутровыми глазами смерти. Но вот скольжение резко оборвалось, и далай-лама в полнейшем мраке рухнул вниз, испытывая все прелести и ощущения свободного падения. Дибу вновь втянулась в пищевод, а далай-лама с эффектным всплеском обрушился в пещерную реку Шол. Это была еще одна причина, по которой он не любил посещать монастырь. Вынырнув, он обнаружил вокруг себя наполненный красноватым отблеском полумрак и, отфыркиваясь, поплыл по течению, под арками анфиладных пещер, в сторону мерного и мощного звука. Плыть было легко, упругое течение реки Шол несло правителя Тибета словно «эстафетную палочку», передаваемую эльфинами «из рук в руки». Далай-лама не обольщался насчет хромосомно-альфинной флофаунной субстанции, расселившейся в водах подземной реки. Если бы у него в желудке не дремала алмазная змея, он был бы мгновенно «выпит до дна» эльфинами и навсегда вычленен не только из мягких дзоговых реинкарнаций, предусматривающих в каждом повторении пятнадцать процентов памяти прошлых жизней, но и вовлечен в информационное эхо Мирового океана. По мнению дзогов, лучше быть вычлененным, чем вовлеченным. Лама Горы говорил, что вовлечение в информативное эхо — это абсолютное забвение, сконцентрированное в смысловой бесцельности движения.

Монастырь Наакал, резиденция дзогов, расположен в нейтральном сечении на дне Джомолунгмы, полностью повторяющей Джомолунгму поверхности в перевернутом виде. Все пространство Гималаев ромбовидно, то, что дыбится белоснежными вершинами на поверхности, лишь повторяет ниспадающие в глубь земли горы, перевалы и плоскогорье Тибета с зеркальной точностью зеркального искажения.

Гул, а вместе с ним и течение Шол усилились, в густом «бульоне» хромосомных эльфинов стали появляться воронки водоворотов, которые с каждым метром становились все шире и глубже, и вскоре далай-ламу закрутила и стала втягивать в себя огромная водопадная воронка последнего водоворота. Где-то на полпути многокилометровой воронки далай-лама был выдернут с орбиты водоворотности, втянут в его воющую стену, и тут же дибу устремилась ко рту из пищевода. Вот уже далай-лама стоит в бирюзово-светлом пространстве конференц-зала монастыря Наакал и видит кончик хвоста дибу, исчезнувшей в маслянисто-черных водах Шол. Ламу призвал распорядитель сегодняшнего совещания, дзог легких форм Агван.

— Все тибетцы варвары, — усмехнулся Агван, — а ты, Дза-Ти, варварее варвара. Слава Аллаху и всем подряд пророкам, включая меня, что из Ирана более теплый и сухой путь в Наакал. У тебя вид слесаря-сантехника, пробившего засор канализации своим телом, я уже не говорю о запахах. — Агван махнул рукой в сиреневый полумрак дальнего конца огромного зала. — Твоя комната шестая, Дза-Ти.

Далай-лама добродушно улыбнулся и, не говоря ни слова, направился в гостиничный комплекс монастыря.

— Дза-Ти! — крикнул ему вслед Агван. — Смутное время наступает, тебе не кажется?

— Не кажется, — громко ответил далай-лама. — Я знаю, что оно наступает, и рад, что оно только смутное, а не кромешное.

— Типун тебе на язык, тибетский варвар, — мгновенно сплюнул через левое плечо распорядитель. — Не болтал бы всуе о великой неизбежности.

— Дурак, — пробормотал правитель Тибета себе под нос. — Болтай не болтай, неизбежности все равно не избежать.

2

Элохим второй ступени посвящения, благословенный двухуровневый дзог Дза-Ти, принял душ и облачился в шелковую зодиакальную суфиту, официальную одежду благословенных акцентаторов воли, повязал лоб широкой, цвета аквамаринового траура, пасьяновой лентой, на которой был начертан тетраграмматон — I (йод), Н (хе), V (вау), Н (хе), — и, выйдя из комнаты, направился в конференц-зал. Посреди зала, выложенного мозаичной персидской майоликой по полу и драгоценной эмиритской керамикой по стенам, было идеально круглое озеро около ста метров в диаметре. Вода в озере походила на лилово-черную тучу. Вокруг него стояли двенадцать низких, мягких и очень удобных кресел, задрапированных вишнево-красным сафьяном.