Саша попросила устроить в вагоне проверку документов, описала Тулина.

— Задержать его?

— Мне важно знать, кто он по документам, куда едет, зачем.

— Понял.

— Аккуратнее, Кирюха, чувствую — он опытный… Кстати, задашь мне какой-нибудь вопрос о брате. Я к брату еду, на побывку…

— Лады. — Колесень взглянул на часы. — Поезд вот-вот тронется. Еда у тебя есть?

Не ожидая ответа, шагнул к этажерке в углу кабинета, откинул газету, которой она была завешена. Там оказалась половина черного каравая и брус сала.

Из ящика стола был вынут сложенный вчетверо кусок желтой бязи.

— Портянка, — усмехнулся Колесень, запаковывая в материю сало и хлеб. — Только вчера выдал каптенармус, так что не сомневайся — новая!

— А спирт у тебя найдется? — вдруг сказала Саша. — Хотя бы самогон… Надо!

— Обожди.

Колесень вышел из комнаты. Вскоре вернулся с бутылкой.

— Для дела, Кирюха, — сказала Саша, пряча бутылку в ту же портянку.

Тулин встретил Сашу у лесенки вагона.

— Гуляете, барышня, — проговорил он, кося взглядом на сверток, который Саша держала под мышкой. — Ходите одна, а друзья брошены на произвол судьбы.

Они вошли в вагон.

— Хорошо бы поесть, — сказала Саша, когда поезд тронулся.

— Увы, еды кот наплакал, — вздохнул Тулин. — На сегодня еще хватит, а вот завтра…

— Хватит и на завтра. Глядите, что я раздобыла. — Саша развернула принесенный пакет.

— Боже, — пробормотал Тулин, — боже мой, какие сокровища!

Но с завтраком пришлось повременить. В вагон вошел Колесень. Два красноармейца стали у дверей.

Колесень делал свою работу легко, весело: взгляд на предъявленную бумагу, два-три вопроса ее владельцу, и он уже обращался к следующему пассажиру. Но это была кажущаяся легкость. Специалист отметил бы безошибочность действий контролера, его высокую профессиональную подготовку.

Подошла очередь Тулина. Он передал проверяющему свои документы.

— Очень хорошо, — сказал Колесень, листая их. — Значит, Киреев Петр Петрович? И следуете… — Здесь чекист прервал себя, вернул бумаги. — А куда следуете и зачем, это ваше личное дело, ежели на удостоверении правильная печать, а ордер не просрочен. Я верно толкую, гражданин Киреев?

— Вполне! — Тулин спрятал документы.

Затем проверку прошел старик — владелец пачки газет «Беднота». И вот уже Колесень обратился к Саше:

— К кому изволите ехать?.. Ага, прочитал: к брату! Ну и езжайте с Богом, если бумаги составлены правильно, — заключил он.

Неловкое движение — и часть бумаг упала. Колесень стал собирать их с пола. Саша тоже наклонилась за удостоверением.

— Паспорт у него нормальный, — шепнул Колесень.

— Хочу взглянуть на посадочный ордер!..

— Сделаю.

Колесень прошел в соседнее отделение. Оттуда донесся его голос:

— Оставаться на местах. Попрошу документы!

Саше вдруг стало одиноко, тоскливо. Захотелось лечь на койку, повернуться лицом к перегородке, забыться… Она пересилила себя, аккуратно спрятала бумаги.

— Пора и закусить, — сказала она. — Где там ваш ножик, нарежьте сала.

Тулин засуетился, достал нож, принялся хозяйничать.

— Стол хоть куда, — сказал он, критически оглядывая еду. — Но чего-то недостает…

— Понимаю. — Саша порылась в мешке, вынула длинную железную банку, стала отвинчивать крышку.

— Соль, — разочарованно сказал Тулин, заглянув в банку.

Но вот в руках у Саши оказалась бутылка. Тулин вытащил пробку, понюхал. Убедившись, что в бутылке спиртное, поднял глаза на спутницу.

— Вы колдунья и фея! — воскликнул он. — Но это не все. Не могу удержаться, чтобы не добавить: — «Plus belle que l'antres». В переводе это означает — очаровательная.

— Точнее было бы — прелестнейшая.

— Позвольте… Знаете французский?

— Немного… — Саша вздохнула, с тоской поглядела за окно. — Cuanto se tarda en llegar a Jarkov?

— Не понял… Что это за язык?

— Испанский. Я только хотела спросить: сколько времени поезд идет до Харькова?

— Попробуй не сойти с ума! — Тулин потер лоб. — Вы действительно владеете этими языками?

— Еще и немецким. А что?

Тулин дико глядел на Сашу. Хотелось крикнуть: «Образованный человек, интеллигентка, а продалась большевикам!» Но он сдержался.

— Это все мама, — продолжала Саша. — Сама учила меня. Учила и учит. Теперь настаивает, чтобы я занялась и итальянским. Даже определила срок: год и два месяца на язык. Утверждает, что дети не должны отставать от родителей.

Тулин молчал. Перед его глазами стояла газетная заметка восьмилетней давности, где живописалась драма родителей этой девушки. Выходит, лгал репортер, выставляя ту женщину чуть ли не шлюхой.

— А кто ваша мать? — осторожно спросил он.

— Фельдшерица.

— И знает несколько языков?

— Шесть.

— Вы шутите!

— Это правда.

— Но зачем ей языки? Подумать только, каких денег это стоило!

— Деньги не расходовались. Все языки мама изучила без чьей-либо помощи. Только сама! Засиживалась каждую ночь. Все уже спят, она же скорчится в кресле и торопливо выписывает слова на длинный узкий лист. Так, считает она, быстрее всего запоминается.

— Но зачем ей это?

— Не знаю. Мне кажется, она не могла иначе, вот и все.

— Ну а вы сами? Вам-то для какой надобности языки? Тоже не задумывались?

Саша засмеялась:

— Вдруг возьму да и отправлюсь в кругосветное путешествие!

Тулин плеснул самогону в кружки.

Взяв свою кружку, Саша подумала, что за все время их знакомства собеседник ни разу не поинтересовался ее профессией. Сдержанность воспитанного человека? Нет, интеллигентности в нем маловато. Выглядит этаким волокитой, прожигателем жизни…

Эшелон стал тормозить. Донесся протяжный гудок паровоза. Поезд приближался к очередной станции.

Здесь вновь состоялась проверка документов.

Один из контролеров взял бумаги Тулина, стал примериваться, куда бы присесть. Саша передвинулась в конец койки. Чекист сел и развернул посадочный ордер, держа его так, чтобы Саша видела документ.

Это была ошибка: Тулин все заметил.

Еще при предыдущей проверке ему показалось, что контролер и девица обменялись быстрыми взглядами. Тогда это не встревожило: мало ли какие дела могли быть у чекистов!.. Но теперь выяснилось, что объект их внимания он сам, Тулин!