следами сажи. Можно нанести румян, думаю я, когда лицо умыто. И подкрасить губы. Знай я, что увижусь с Джо…

Нет. С этими мыслями пора завязывать. Никаких румян и помады ради Джо. Вот так-то.

Я осторожно выхожу из гардеробной и вижу, что Бин добросовестно стоит на страже. Дверь в гостиную в другом конце холла открыта: там играет музыка, мелькают огни и висят серебряные гелиевые шары – и мне вдруг ужасно хочется увидеть вечеринку.

– Я взгляну одним глазком, – шепчу я Бин. – Постоишь в дверях? Если кто-нибудь пойдет к выходу, отвлеки их.

Бин закатывает глаза, но подчиняется и встает в дверях, а я подкрадываюсь сзади и подглядываю. Никто не обращает на нас внимания. На танцполе всего трое – Криста, Лейси и папа. Я смотрю на них, и у меня слегка отвисает челюсть. Прежде мне не случалось видеть, как они танцуют. Криста повисла на папе и шарит руками по его телу. На это стыдно смотреть.

– Она точно спрут, – шепчу я Бин.

– Слегка пошла вразнос, – соглашается Бин.

Не знаю, то ли это из-за шампанского, то ли я вся на взводе после встречи с Джо, но картинка начинает плыть у меня перед глазами. Я помню, как папа очень много раз танцевал в этой комнате с Мими. Это было не демонстративно, а с любовью – они двигались по кругу, улыбаясь друг другу.

Еще мы как-то организовали ночь Бёрнса[1]. Все надели килты и пытались танцевать рил, а папа читал стихи с ужасающим шотландским акцентом, так что все валились под стол от хохота. Потом еще долго стоило ему, взглянув на меня, сказать: «Как насчет хаггиса, Эффи, дорогуша?» – и я заходилась от смеха. И, само собой, мы пели «Застольную», энергично и весело вздымая и опуская руки в унисон.

Все это у нас было. Шутки и игры, любовь и радость. А теперь у нас Криста и ее сестрица в обтягивающих платьях танцуют с папой, как будто все они в музыкальном клипе.

– Помнишь ночь Бёрнса? – шепчу я Бин слегка сдавленным голосом. – У Мими в волосах была лента из тартана. А помнишь, как папа произносил оду хаггису?

– Конечно. – Бин кивает, но глаза у нее сухие. Она сдержаннее меня. Она всегда сдержаннее меня.

Со вздохом я перевожу взгляд на диванчик, по-прежнему заваленный кабелями, и чувствую острый приступ тоски. Мне кажется, я вижу внутри моих матрешек. Они зовут меня. Но сейчас пока не время.

Я делаю жест в сторону лестницы, и Бин кивает. В молчании мы доходим до ее комнаты, Бин закрывает дверь, и мы падаем на кровать.

– О господи! – восклицаю я. – Что это было? «Танцы со звездами» по-домашнему?

– Тсс! – останавливает меня Бин. – Ромилли и Гас через площадку, ты забыла?

Упс. Как-то вылетело из головы. Я тру лицо, пытаясь избавиться от образа Кристы и папы и сосредоточиться на текущей задаче.

– Итак, как будем Гаса обрабатывать? Его нужно как-то выманить.

– Я должна вернуться на вечеринку, – говорит Бин.

– Не говори ерунды, – отмахиваюсь я. – Папа шикарно проводит время с Кристой и Лейси. У них на танцполе почти что тройничок. Там ты или нет – им по барабану. Давай напишем Гасу.

– Уже, – говорит Бин. – Но он не отвечает ни на эсэмэс, ни в мессенджерах.

– Черт. – Я задумываюсь. – В таком случае тебе придется за ним сходить. Скажи, мол, по семейному делу.

Я маячу у двери – слушаю, как Бин плетется к комнате Гаса и стучит.

– Привет! – говорит она, когда дверь открывается. – Классная пижама, Ромилли. Э-э, Гаса позови, пожалуйста. По семейному делу.

– Он в ванной, – слышится голос Ромилли. – До завтра не подождет?

– Ну…

– Слушай, мне пора укладываться, – без тени юмора пресекает возражения Ромилли в присущей ей самовлюбленной манере. – У Молли и Грейси завтра очень важный урок игры на скрипке под руководством особого преподавателя. Она уникальная…

– Да, я слышала о преподавателе по классу скрипки, – поспешно говорит Бин. – Замечательно! Но ты уж скажи, пожалуйста, Гасу, что нам срочно нужно поговорить с ним…

– Нам? – резко осведомляется Ромилли, и я напрягаюсь.

– Я имею в виду… мне, – поправляется Бин. – Мне нужно поговорить с Гасом. По семейному делу. Срочно.

– Я ему передам, – говорит Ромилли, и через мгновение дверь закрывается.

Идя назад, Бин молча жестикулирует, а когда наша дверь благополучно закрывается, издает огорченный писк.

– У, корова!

– Могу поспорить, она ничего не передаст Гасу, – предсказываю я. – Скажет, что забыла.

– Почему он не проверяет телефон? – стонет Бин, бросая взгляд на экран. – До него же не добраться!

– Есть способ, – с легким торжеством в голосе говорю я, потому что впервые в жизни чувствую себя так, как будто обладаю суперсилой. – Я проберусь к нему в ванную. Я знаю, как пройти по чердаку к его комнате. – Я указываю на люк в потолке. – Плевое дело.

Я открываю люк и опускаю старую деревянную лестницу. В детстве мы все лазили по чердакам «Зеленых дубов», но никто не знает их лучше меня. Везде в доме есть карнизы и люки, и в дождливые дни я занималась исследованиями: ползала по пыльным чердакам, балансировала на балках, разбивала, где могла, привалы. Я знаю все тайные уголки, могу пройти любым маршрутом.

– Ну хорошо, доберешься ты, а что потом? – возражает Бин. – Будешь разговаривать с ним в ванной, когда Ромилли торчит за стенкой? А если позвать его сюда, то она потащится следом.

– Давай скажем, чтобы приходил в Бар, – предлагаю я. – Там нас никто в жизни не найдет.

Бар – это самый большой чердак с крохотным круглым окошком, через которое сочится тусклый свет. Там есть старый комод, в котором мы прятали выпивку, и это всегда было местом наших тайных сходок.

– В Бар! – У Бин загораются глаза. – Конечно! Мы в нем сто лет не были. Нужно обязательно там выпить напоследок. За старые времена.

– С тебя бутылка, – говорю я, уже поднимаясь по лестнице на чердак. – С меня – Гас. До скорого.

Оказывается, чердаки меньше, чем мне помнится. Или я стала больше. Или старше. Или еще что-нибудь.

Помню, как в детстве я ловко перебегала с балки на балку, без труда лавировала среди резервуаров с водой, с легкостью перепрыгивала через доски. А сейчас я, пыхтя, двигаюсь ползком, с кряканьем протискиваюсь сквозь узкие щели и ругаюсь, периодически цепляясь за гвозди. Когда я наконец добираюсь до люка Гаса, спина ноет и в легких полным-полно пыли.

Но все-таки я это сделала.

Я сижу на корточках, смахиваю с лица паутину и смотрю на квадратный люк под ногами. Все люки открываются с обеих сторон –