земли. Имеющиеся попытки рассматривать родовую собственность как номинальную, а общинную — как фактическую не могут считаться удовлетворительными, так как они лишь заменяют одну загадку другой. Если род не был экономическим коллективом, то почему он считался владельцем общинной земли? Почему собственность на нее номинально оформлялась как родовая?

Создается противоречие: с одной стороны, род с присущей ему экзогамией не мог быть основной социально-экономической ячейкой; с другой — основа производственных отношений, отношения собственности, связана именно с родом. Однако это противоречие — лишь кажущееся, возникающее только тогда, когда род и родовая община искусственно разрываются и противопоставляются друг другу.

При унилокальном брачном поселении родовая община состоит из сородичей и не принадлежащих к данному роду их мужей или жен. При этом сородичи составляют не только основное ядро, костяк родовой общины, но и основную массу ее членов. Предположим, что община насчитывает 100 человек, половина из которых мужчины, половина — женщины. Предположим далее, что некоторую их долю a составляют люди, еще не вступившие в брак; следовательно, их будет 100 a человек. Состоящих в браке окажется 100 (1-а) человек. Очевидно, что из них 50 (1-а) человек будет чужеродцев или чужеродок. Следовательно, сородичей будет 100-50 (1-а) = 50 (1+a) человек, а их доля составит 50 (1+а)/100 - (1+а)/2. Остается определить долю людей добрачного возраста. По имеющимся демографическим данным о наименее развитых племенах, она колебалась в пределах от 0,4 (например, огнеземельцы-яганы) до 0,6 (например, тасманийцы и некоторые племена Австралии), т. е. составляла в среднем 0,5. Палеодемографические данные, например, костные остатки из мезолитического могильника Тафоральт в Марокко (183–186 особей, из которых 97-100 особей не достигло 17 лет), показывают ту же величину. Подставляя это значение a, мы видим, что доли сородичей и чужеродцев или чужеродок составляют 0,75 и 0,25, или 75 и 25 %.

Таким образом, при унилокальном брачном поселении сородичи составляли приблизительно три четверти всей родовой общины, чужеродцы или чужеродки — приблизительно четверть. Но важно и другое: насколько органичным было включение чужеродцев в состав принявшей их общины. Выше говорилось, что, хотя парная семья имела некоторые хозяйственные функции, экономические связи в ней были слабыми и непрочными, а, следовательно, интеграция одного из супругов в общину другого была далеко не полной. Все это позволяет считать, что род и родовая община, родовые и производственные отношения в основном совпадали друг с другом. Такое понимание взаимосвязи этих структур полностью соответствует выводам Маркса и Энгельса, обращавших внимание на кровнородственный характер ранних первобытных общин, преобладание в них членов одного рода.

Что же следует считать основной социально-экономической ячейкой классической первобытности? Видимо, не род в целом, так как часть его членов, уходя по браку в другие общины, в какой-то степени утрачивала связи с сородичами, и не родовую общину 8 целом, так как часть ее членов, приходя по браку из других общин, лишь отчасти включалась в новую общину. Скорее всего такой ячейкой была локализованная часть рода, образовывавшая костяк, а вместе с тем и основную массу численного состава родовой общины.

Родо-племенная организация и организация власти.

С возникновением дуальной экзогамии первобытное общество получило прочную социальную структуру. На смену относительно аморфной праобщине пришла четко очерченная и устойчивая родовая община. Вместе с тем первобытное общество получило и более сложную структуру: два дуально-экзогамных рода составили зародыш новой социальной общности — племени.

Первоначальные племена не представляли собой единого целого. Связи между входившими в них родовыми общинами ограничивались взаимобрачием и, вероятно, некоторыми более или менее эпизодическими предприятиями — охотничьими облавами, обменными сделками, брачными и иными церемониями. Но постепенно связи крепли и усложнялись. Поддерживаемый взаимными браками контакт порождал все более регулярное хозяйственное сотрудничество, обмен культурными ценностями, языковое взаимовлияние. Этот процесс прослеживается археологически: ко времени мезолита возникают локальные варианты культуры, объединяющие группы стоянок и свидетельствующие о постепенной консолидации родовых общин в более широкие коллективы — племена. Однако, как показывают этнографические данные, племена пока еще оставались главным образом этническими общностями и лишь в незначительной степени — общностями социально-потестарными[65]. Иными словами, племена имели свое имя, свою территорию, свой диалект, свои культурно-бытовые особенности, но у них, как правило, еще не было племенного самоуправления, совета, вождя и других признаков развитого племенного строя. Для раннего этапа родо-племенной организации характерна незначительная, хотя и постепенно возрастающая, роль племени и очень большая, доминирующая роль рода.

Род управлялся на основе принципов первобытнообщинной демократии. Его высшим органом было собрание всех взрослых сородичей, сообща решавших основные вопросы хозяйственной, общественной и идеологической жизни. При этом, естественно, особенным авторитетом пользовались зрелые, умудренные опытом люди, из среды которых выбирались главари — наиболее влиятельные женщины и мужчины. Главари руководили производственной деятельностью сородичей, совершали общественные церемонии, улаживали споры, предводительствовали во время военных столкновений. Хотя их власть основывалась только на личном авторитете, уважении, которое питали сородичи к их выдающимся качествам, опытности, знаниям, она была вполне реальной властью. Если бы кто-нибудь рискнул воспротивиться пользующемуся популярностью вождю, писал об андаманцах их исследователь Рэдклифф-Браун, ему пришлось бы иметь дело с большинством туземцев, в том числе со многими из своих собственных друзей. Это и понятно: власть главаря служила интересам всего рода и, по существу, была лишь конкретным, повседневным воплощением власти самого рода.

Главари же были хранителями и блюстителями родовых норм, т. е. обязательных общественно-охраняемых правил поведения сородичей. Эти нормы — правила взаимопомощи, взаимозащиты, экзогамии и т. п. — отвечали жизненно важным интересам коллектива и, как правило, неукоснительно соблюдались. Кроме того, применяясь из поколения в поколение, они приобрели силу привычки, стали обычаями. Все же бывало, что в отношениях между сородичами сказывались остатки животного эгоизма и нормы родового общежития нарушались. Это требовало применения мер общественного воздействия — не только убеждения, но и принуждения. Серьезные проступки влекли за собой различные наказания: побои, увечье, а в особо тяжких случаях даже смерть или, что, по существу, было тем же самым, изгнание из рода. Так, у аборигенов Австралии, ведда, сеноев человек, нарушивший правила экзогамии, должен был оставить сородичей или умереть. Но как ни суровы были родовые нормы, как ни безжалостно подчиняли они интересы отдельной личности интересам коллектива, они никогда не давали каких-либо преимуществ одним сородичам перед другими.

К какой категории норм социальной регуляции относились первобытные нормы? Они не были правовыми нормами, так как там, где еще нет государства, не может быть и предписанной им совокупности обязательных норм, называемой правом. Но они не были и обычными нравственными, моральными нормами, так как общество принуждало к их соблюдению не менее жестко, чем позднее государство к